Раневская Фаина Георгиевна

Единственная ее встреча со Станиславским произошла следующим образом: «Шла по Леонтьевскому — это было году в 15-м, может быть, 16-м Услышала «берегись» — кричал извозчик, их тогда звали «Ванька». Я отскочила от пролетки, где сидел Он, мой Бог Станиславский, растерялась, запрыгала и закричала: «Мальчик мой дорогой!» Он захохотал, а я все бежала и кричала: «Мальчик мой дорогой!» Он встал спиной к извозчику, смотрел на меня добрыми глазами, смеялся».

В Малаховском дачном театре Раневская начала свою артистическую деятельность (на выходах). В этом театре она играла в одном спектакле «Тот, кто получает пощечины» вместе со знаменитым актером Певцовым,  который сказал: «Она будет актрисой настоящей».

После долгих неудач, наконец, неталантливую и некрасивую девушку на театральной бирже взяли на 35 рублей в месяц «со своим гардеробом» на роли «героини-кокет» в Керчь, в антрепризу Ладовской.

Спектакли сборов не приносили, и театр прогорел. Распродав свой гардероб, Раневская переехала из Керчи в Феодосию, там она играла в ант­репризе Новожилова, который в конце сезона сбежал от актеров, так и незаплатив. Из Феодосии девушка перебралась в Кисловодск.

Наступил 1917 год. Еще весной этого года вся ее семья на собственном пароходе «Святой Николай» эмигрировала в Турцию. Раневскую часто спрашивали, почему же она осталась. Она отвечала, что не мыслит жизни без театра, а то что лучше русского театра ничего нет — в этом она была совершенно уверена.

С работой в провинциальных театрах у нее ничего не складывалось, И девушка решила обратиться за помощью к известной провинциальной актрисе Павле Вульф, жившей в Ростове-на-Дону. Встреча с Павлой Леонтьевной Вульф определила становление Фаины Раневской как актрисы.

Вульф называли «провинциальной Комиссаржевской», видимо потому, что она переиграла в русских глубинках весь репертуар своей великой современницы и подруги и стала чрезвычайно популярной у провинциальной публики. Павла Вульф, увидев нескладную, смешную, высокую Фаину на спектакле в Симферополе, разглядела в ней талант и пригласила ее к себе.

Раневская явилась в номер к знаменитой артистке, не помня себя от смущения. Для начала она уселась на журнальный столик вместо стула, но непринужденное обращение, ласковый тон Вульф вернули девушке самообладание. Получив от Павлы Леонтьевны задание приготовить несколь­ко отрывков пьес, идущих в театре, Раневская через несколько дней уже показывала свои заготовки.

Уроки у Павлы Леонтьевны стали, по сути дела, единственной «театральной школой» Раневской. Несмотря на разницу в возрасте (шестнадцать лет), отношения ученицы и учительницы переросли в крепкую дружбу на всю жизнь. Вульф до смерти оставалась самым авторитетным, строгим, да и, по-видимому, самым действенным критиком Фаины Георгиевны. Бывало, после очередной премьеры, разгоряченная успехом, Раневская радостно спрашивала, надеясь на похвалу: «Ну как, мама?» А в ответ слыша­лось суровое: «Ты можешь и лучше!»

Многие работавшие вместе с Раневской вспоминают ее сокрушительные вздохи после каждого спектакля: «Сегодня я так дурно играла. Я никогда так плохо не играла». Обычно коллеги пытались утешить, да и восторг зрителей говорил об обратном, но она панически боялась плохо играть.

Раневская объездила множество провинциальных городов и сменила не один театр. Уже не юной девушкой Раневская попала на столичную сцену. Знаменитый режиссер Таиров пригласил неизвестную провинциальную актрису в свой Камерный театр на роль Зинки в спектакле «Патетическая соната» и не ошибся.

«Да, я испорчена Таировым, — вспоминала Фаина Георгиевна. — Была провинциальной актрисой, служила в Ташкенте, и вдруг Александр Яковлевич пригласил меня на роль... Вся труппа сидела в зале, а я что-то делала на сцене — ужасно, чудовищно, по-моему, все переглядывались, пожимали плечами. Таиров молчал. Так было день, второй, третий. Потом вдруг в Мертвом зале Александр Яковлевич сказал: «Молодец! Отлично! Видите, Какая она молодец, как работает! Учитесь!» У меня выросли крылья...»

О своей первой работе в кино — «Пышка» (1934, режиссер Михаил Ромм), где Раневская сыграла роль госпожи Луазо, она говорила с ужасом: «представьте, что вы моетесь в бане, а туда пришла экскурсия...»

Для съемок «Пышки» был предоставлен огромный, только что отстроенный павильон, дышащий сырой штукатуркой, нетопленый — зуб на зуб не попадал. С начинающим Роммом в кургузом пиджачке с обтрепанными рукавами начальство Москинокомбината не считалось: для его немой ленты в эпоху звука давали только ночные смены. «С тех пор я, как сова, по ночам не сплю!» — вспоминала Раневская. Платье ей сшили из той же ткани, которой обтянули дилижанс, — стопудовое. «Я чувствовала себя штангистом, месяц не покидающим тренировочный помост! И когда закончила сниматься, мы с Ниночкой (Н. С. Сухоцкой, сыгравшей в «Пышке» монахиню) поклялись на Воробьевых горах, как Герцен и Огарев, что наши женские ноги никогда не переступят больше порога этого ада!»

В 1937 году режиссер фильма Игорь Савченко, увидев Раневскую в Камерном театре, где она играла роль проститутки в «Патетической сонате», сразу же пригласил ее в свой фильм «Дума про казака Голоту».

«Роли для вас нет, — сказал он, — но в сценарии есть такой дьячок вернее попик, скупой — капли йода даром не даст. Мы можем сделать из него женщину — будет он попадьей.

—  Ну, если вам не жаль оскопить человека, я согласна, — рассмеялась Раневская».

На следующий день она была в павильоне. Савченко предложил загримироваться —для кинопроб. Грим и костюм попадьи (их актриса видела немало, играя в театрах Крыма и на Украине) по просьбе Раневской дополнили тощей косметичкой, которой попадья уделяла непрестанное внимание.

В павильоне стояла выгородка; угол комнаты в поповском доме с небольшими окнами, клеткой с канарейками и отгороженном досками закутком для свиньи с поросятами.

—  Фаина Георгиевна, — попросил Савченко, — мы пока примеримся с аппаратурой, вы походите, поимпровизируйте, текста тут нет. Дайте свет! — распорядился он.

Раневская вспоминает: «И я совершенно спокойно вошла в выгородку, как в родной дом. Подошла к птичкам, сунула палец в клетку и засмеялась: «Рыбы мои золотые, вы все прыгаете и прыгаете, покою себе не даете». Наклонилась к поросятам: «Дети вы мои родные! Дети вы мои дорогие!»

Поросята радостно захрюкали. Осветители схватились за животы. Савченко крикнул: «Стоп!» И, редкий случай, эта кинопроба так и вошла в фильм.

В 1939 году Раневская снялась в роли жены портного Ида, в фильме «Ошибка инженера Кочина» (1939).

«Режиссер (Г. Мачерет) сделал меня идиоткой!» «Войдите в дверь, остановитесь, разведите руки и улыбнитесь. И — все!» — сказал он мне, потом оказалось, что я радостно приветствую нкаведистов) Это я, которой по ночам снится один и тот же сон: «Спасите! За мной гонится НКВД!» - просит меня запыхавшаяся корова. Я прячу ее в сундук, но не могу закрыть крышку — рога мешают. Хочу попросить корову опустить голову пониже, но мучаюсь оттого, что не знаю, как обратиться к ней, мадам, гражданка или товарищ корова?»  

После выхода на экраны фильма «Подкидыш» (1939, режиссер Ромм), в котором она снялась в роли Лели, — ей по Москве шагу нельзя ступить — сразу же Раневскую окружали мальчишки с криками: «Муля не нервируй меня!» На Тверской ее окружила группа детей из детского сада, которая без конца кричала эту фразу из фильма. Раневская не выдержала и заорала в ответ: «Дети, идите в жопу!»

Ее роли запомнились широкой публике в основном по небольшим эпизодам в кино, но слава ее при этом была поистине всенародной. Она сама придумала знаменитую фразу в сценарии «Подкидыша» — «Муля, не нервируй меня» и очень гордилась этим.

После этого фильма Раневская начала понимать, что собственное ее творчество уже становится фольклорным, почти безавторским, да и вся ее жизнь вскоре превратилась в клубок ярких анекдотов, остроумных выражений, соленого народного юмора.

Следующие ее фильмы: «Человек в футляре» (1939) — жена инспектора, «Любимая девушка» (1940) — тетка Добрякова.

Спустя семь лет после «Пышки» Михаил Ромм вновь пригласил Раневскую в свой фильм «Мечта» (1941), на роль Розы Скороход. На съемках Раневская была в полном восторге от режиссера Ромма, а тот, в свою очередь, от превосходной актрисы.                                                          

В 1944 году один из американских журналов написал о фильме: «В Белом доме картину видел президент Соединенных Штатов Америки Рузвельт; он сказал: «Мечта», Раневская, очень талантлива. На мой взгляд, это один из самых великих фильмов земного шара. Раневская — блестящая трагическая актриса». По воспоминаниям жены Драйзера, писатель тоже был потрясен игрой Фаины Георгиевны, хотел написать о Раневской, но из-за своей смерти не успел.

Раневская с жалостью вспоминала о том времени, когда начали выдавать паспорта: «Можно было назвать любую дату — метрик никто не требовал. Любочка (Л. Орлова) скостила себе десяток лет, я же, идиотка, только год или два — не помню. Посчитала, что столько провела на курортах, а курорты, как известно, не в счет!»

О съемках своих в фильме «Свадьба» (1944), где Раневская играла мать невесты, она вспоминает: «Моя Голгофа! Снимали в голодной военной Москве и, конечно, только по ночам — в Лиховом переулке, днем там работали документалисты. Гримировалась я под зонтиком — с потолка постоянно капало. В павильоне у Анненского бардак, каждый делает, что хочет. Грибов с Абдуловым порят отсебятину — это с Чеховым так! Костюмерной нет, машин — тоже. В пять утра мы с Веркой (В. П. Марецкая играла в «Свадьбе» акушерку Змеюкину) топали по пустым улицам в длиннополых платьях — она до Триумфальной, я — до Кудринской, как две сумасшедшие, сбежавшие из прошлого века!»

1947 год — Раневская снимается в фильме «Золушка» по пьесе Е, Шварца в роли мачехи, Шварц, который очень ревностно относился к каждому написанному своему слову, присутствовал на съемках. «И он, представляете, — вспоминает Раневская, — позволил дополнить мне сцену приготовления к балу — ну, помните, когда я прикидываю к голове перья, — Целой репликой: «Я бегаю, хлопочу, добываю и добиваюсь, очаровываю!» Он - чудный — хвалил меня постоянно, но в опубликованный сценарий мои вставки не включил».

В том же 1947 году она снимается вместе с Любовью Орловой в фильме Г. Александрова «Весна» в роли Маргариты Львовны. И опять крылатое «народное» выражение: «Красота — это страшная сила!»

С 1949 по 1955-й и с 1963 года и до дня своего добровольного ухода из театра  (19 октября 1983 года) Раневская работала в театре имени Моссовета. Основные ее роли: Васса — в пьесе «Васса Железнова» М. Горького Верди — в пьесе «Лисички» Л. Хелман, Люси Купер — в пьесе «Дальше — тишина» В. Дельмар и другие.

Она лауреат Сталинских премий 1949 и 1951 годов.

Фаина Георгиевна дружила с Ахматовой, первая пришла к поэтессе когда вышло известное постановление 1946 года, позорящее Анну Андреевну, «Я испугалась ее бледности, синих губ, — вспоминает Раневская о том тяжелом дне. — В доме было пусто...

Молчали мы обе. Хотела ее напоить чаем — отказалась. В доме не было ничего съестного. Я помчалась в лавку, купила что-то нужное, хотела ее кормить. Она лежала, ее знобило. Есть отказалась. Это день ее и моей муки за нее и страха за нее...» Раневская прекрасно понимала, что дружба с «опальной» поэтессой очень опасна.

Она всю жизнь очень боялась различных вербовщиков из НКВД, КГБ. которым она могла ответить что-нибудь невпопад. Ей кто-то посоветовал как быть:

—  Скажи им, что ты кричишь во сне — и они сразу отвяжутся.

К счастью, никто ее вербовать не стал. Прошло много лет, и вот в театре ей стали предлагать вступить в партию. И она совершенно всерьез ответила:

—  Я кричу во сне!

Ее личная жизнь была похожа на жизнь забавной «городской сумасшедшей», как у ее героини — домработницы из фильма «Весна». Однажды Раневская о себе сказала: «У меня хватило ума глупо прожить жизнь»

Замуж она так и не вышла, возможно, от того, что считала себя хоть и обаятельной, но некрасивой. А, может быть, слишком печальными были ее редкие увлечения мужчинами. Однажды Раневскую спросили, была ли она вообще когда-нибудь влюблена?

—  А как же, — ответила Раневская, — вот было мне девятнадцать лет, поступила я в провинциальную труппу — сразу же и влюбилась. В первого театрального героя-любовника. Уж такой красавец был! А я-то страшна была, как смертный грех. Но очень любила, ходила вокруг него, глаза на него таращила... Однажды он подходит ко мне и говорит шикарным своим баритоном: «Деточка, Вы ведь возле театра комнату снимаете? Так ждите сегодня вечером: буду к Вам в семь часов». Я побежала к антрепренер?- денег в счет жалованья взяла, вина накупила, еды всякой, оделась, накра­силась — жду сижу. В семь нет, в восемь нет, в десятом часу приходит пьяный и с бабой! «Деточка, — говорит, — погуляйте где-нибудь пару ча­сиков, дорогая моя.'..» С тех пор не то, что влюбиться, смотреть на них не могу, гады и мерзавцы!

В кино Раневской только однажды удалось обнаружить мощные трагедийные основы своего дарования. Роль Розы Скороход в «Мечте» Михаила Ромма, роль грубой, алчной хозяйки захудалого пансиона, жалкой в безмерной любви к своему сыну — подлецу и пустышке, принадлежит к числу шедевров мировых кинообразов.

Ростислав Плятт, игравший вместе с Раневской в фильме, вспоминал, что Фаина Георгиевна была в то время молодой женщиной, с гибкой и худой фигурой. Но она представляла свою героиню массивной, тяжелой. И актриса нашла «слоновьи» ноги и трудную поступь, для чего перед каждой съемкой обматывала ноги бинтами.

О ее бескорыстии и расточительности рассказывают легенды. Получив однажды гонорар за фильм, Раневская напугалась большой пачки купюр и бросилась в театр. Она встречала своих знакомых за кулисами и спрашивала, нужны ли им деньги на что-нибудь. Тот взял на штаны, этот — на обувь, а та — на материю. Когда Фаина Георгиевна вспомнила, что ей тоже, пожалуй, не мешает что-нибудь прикупить, было уже поздно. «И ведь раздала совсем не тем, кому хотела», — огорчалась она потом.

В конце 1930-х Раневская, получив в театре зарплату, отправилась к Марине Цветаевой. Вытащив пачку, она хотела разделить ее поровну, однако рассеянная поэтесса не углядела жеста и взяла всю пачку: «Фаина, спасибо, я знала, что вы добрая!»

Но дома Раневскую ждала куча нахлебников, поэтому она решила продать свое колечко. «Какое счастье, что я не успела поделиться пополам, что отдала все!» После ее смерти на душе осталось чувство страшной вины зато, что случилось в Елабуге».

Долгие годы Раневская жила в Москве в Старопименовском переулке. Окно в комнате в большой коммунальной квартире выходило на стену соседнего дома, поэтому комната постоянно освещалась электричеством. Приходящим к ней впервые Раневская говорила:

—  Живу, как Диоген, как видите, днем с огнем.

Когда Раневская получила новую квартиру, друзья перевезли ее немудреное имущество, помогли расставить и разложить все по местам, собирались уходить. Вдруг Раневская заголосила:

—  Боже мой, где же мои похоронные принадлежности?! Куда вы положили мои похоронные принадлежности? Не уходите же, я потом сама ни за что не найду, я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Все стали искать эти «похоронные принадлежности», не совсем понимая, что, собственно, следует искать. Вдруг Раневская радостно закричала:

—  Слава Богу, нашла! И торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» — коробочку со своими орденами и медалями.

Все, кто бывал у Раневской дома, отмечали, как трогательно относилась старая артистка к своему подобранному на улице с поломанной лапой псу Мальчику. Соседка рассказывала, что, войдя к ней однажды, обнаружила ее неподвижно сидящей в кресле — на открытой ладони лежала не подающая признаков жизни муха. Как выяснилось, муха залетела в молоко, и Раневская ждала, чтобы муха обсохла и улетела. Она жалела все живое — собак, насекомых, людей.

Пушкин — целая глава ее жизни,, «Я уже давно ничего не читаю, я перечитываю. И все Пушкина, Пушкина, Пушкина... Мне даже приснилось, что он входит и говорит: «Как ты мне, старая дура, надоела». Портрет Пушкина занимал в комнате Раневской самое видное место. Томик поэта сопровождал ее всюду, он непременно должен был быть под рукой: когда она направлялась завтракать, когда садилась в кресло у телефона и ни один разговор с друзьями не обходился без пушкинской темы.

В последние годы жизни Раневская много болела. Врачи, исправно навещавшие ее, обнаружив сильнейший непорядок в легких, удивлялись, чем она дышит? На этот вопрос у Раневской уже был заранее приготовлен ответ:

— Я дышу Пушкиным...

В1961 году Раневская снялась в фильме «Осторожно, бабушка» в роли бабушки, и в этом же году ей присвоили звание Народной артистки СССР.

В 1965 году она снялась в фильме «Легкая жизнь». Ей часто предлагали сниматься, но она редко соглашалась. Раневская слишком требовательно подходила к сценариям и ролям.

Она просто ненавидела режиссеров. Если ее представление о роли расходилось с режиссерским, то диктатом воспринималась любая просьба режиссера, любой совет. Актер А. Д. Попов даже поставил «диагноз болезни» Раневской — «режиссероненавистничество».

До обидного мало сыграла Фаина Георгиевна и в театре. В конце жизни она страдала от того, что почти ничего не сыграла из того, что хотела. Но режиссеры и директора театров, работавшие с Раневской, в один голос утверждают, что причиной тому была ее чрезмерная требовательность. Она ни за что не соглашалась играть то, что не хотела.

Сама она, легко относившаяся к неустройствам быта, в профессии демонстрировала чудеса педантичности и деловитости. Никогда не позволяла переписывать для нее роль: переписывала сама — аккуратно, медленно в школьную тетрадочку, скрупулезно. Сама большая выдумщица, она не терпела, когда актеры вольно обращались с текстом. На спектакль неизменно приходила за два часа, тщательно гримировалась, никогда не отвлекаясь на пустые шутки, никчемные разговоры. Сама же после спектакля за словом в карман не лезла.

Трудно превзойти замечательное остроумие Фаины Раневской: «Сняться в плохом фильме — все равно что плюнуть в вечность». «Талант — это бородавка: у кого-то она есть, у кого-то нет»... Однажды она поскользнулась на улице и упала. Навстречу ей идет незнакомый мужчина.

—  Помогите! — кричит Раневская. — Народные артистки СССР на дороге не валяются!

Раневской позвонила домой одна словоохотливая приятельница и долго-долго болтала. У Раневской терпение слушать кончилось, и она извиняющимся тоном сказала:

—  Простите, дорогая, я говорю по автомату, здесь уже ждут... Как-то раз она стояла в своей гримуборной совершенно голая и курила. Вдруг без стука зашел администратор театра и, ошарашенный, замер.

—  Вас не шокирует, что я курю? — спросила Раневская.

В театре имени Моссовета у Фаины Георгиевны шли непрекращающиеся споры с главным режиссером Юрием Завадским. Как-то актеры ждали прихода Завадского на репетицию, который только что к своему юбилею получил звание Героя Социалистического Труда. Раневская говорит:

—  Ну, где же наша Гертруда?

В театре шли репетиции спектакля «Правда хорошо, а счастье лучше». репетировали Раневская и Варвара Сошальская. Обе они были в почтенном возрасте — Сошальской около 80, а Раневской — за 80. Сошальская была в тот день в дурном настроении: плохо спала, подскочило давление. Раневская пошла в буфет, чтобы купить ей шоколадку или что-нибудь сладкое, чтобы поднять подруге настроение. Там ее внимание привлекла диковинная вещь — здоровенные парниковые огурцы, впервые появившиеся в Москве. Среди зимы. Раневская купила огурец невообразимых размеров, положила в карман передника (она играла прислугу) и пошла на сцену. В тот момент, когда она должна была подать барыне (Сошальской) какой-то предмет, она вытащила из кармана огурец и говорит:

—  Вавочка (так в театре звали Сошальскую), я дарю тебе этот огурчик.

Та обрадовалась.

—  Фуфочка, спасибо, спасибо тебе.

Раневская, уходя со сцены, вдруг повернулась, подмигнула и продолжила фразу:

- Вавочка, я дарю тебе огурчик. Хочешь — ешь его, а хочешь — живи ним.

Никто после этого репетировать уже не мог.

Последний спектакль, в котором играла Фаина Георгиевна, — «Дальше — тишина», ее партнером по сцене был Р. Я. Плятт. Как-то после окончания спектаклей к Раневской подходит поклонник ее таланта и спрашивает:

—  Простите за нескромный вопрос, сколько вам лет?

—  В субботу будет 115, — отвечает Раневская. Спросивший просто обмер от восторга:

—  В такие годы и так играть!..

19 октября 1983 года Раневская навсегда оставила сцену, оставила буднично, без проводов и речей, просто уведомив о своем решении директора театра имени Моссовета. Ее уговаривали публично отметить восьмидесятилетний юбилей «Нет, — решительно отказалась она. — Вы мне сейчас наговорите речей. А что же вы будете говорить на моих похоронах?»

В конце жизни она повторяла: «Я стала такая старая, что начала забывать свои воспоминания».

Фаина Георгиевна Раневская скончалась 19 июля 1984 года.

Материал из книги: Самые знаменитые артисты России / авт.-сост. С.В. Истомин - М.: Вече, 2004. - 464 с. 

• Автографы Ф.Раневской
• Могила Ф.Раневской на Донском кладбище
  
• Семья
  
• Фотоаллея
  
• Библиография
• Виртульные выставки
• Дом Ф.Г.Раневской (Фрунзе, 10)
• Книги и фильмы о Ф. Г. Раневской
• Мемориальная доска Ф. Г. Раневской
• Памятник Ф. Г. Раневской в г.Таганроге
• Стихи, посвященные Ф.Г. Раневской
• Экспозиция комнаты Ф.Г. Раневской в Музее Градостроительство и быт г. Таганрога
• Награды Ф.Г. Раневской
• Фильмография Ф. Г. Раневской