Главная  →  Ресурсы  →  Электронные издания  →  Дайджесты  → 

Чехов на Таганрогской сцене

 

 «В самом деле, Таганрог – недурной город

 здесь любят и понимают театр»

А. П. Чехов

 

Чехов-драматург вошел в историю русского и мирового театра как великий демократ и гуманист, смелый новатор, создавший, по определению М. Горького, «новый вид драматического искусства».  Театры многих стран мира все чаще и чаще обращаются к Чехову.

В свое время К. С. Станиславский писал: «Глава о Чехове еще не закончена, её ещё не прочли как следует, не вникли в её сущность. Пусть её раскроют вновь, изучат и дочтут до конца». Этот призыв Станиславского и сегодня не утратил своего значения.

Самые ценные страницы в истории Таганрогского Чеховского театра связаны с именем А. П. Чехова, в гимназические  годы посещавшего его. И неизвестно, узнал бы мир великого драматурга, если бы в Таганроге не было театра.

Все пьесы Чехова после премьер на столичной сцене шли в Таганроге, причем с неизменным успехом. В 1896 году Таганрогским театром была поставлена «Чайка». Потрясенный провалом «Чайки» на петербургской сцене, Чехов очень удивился сообщению из Таганрога и в письме спрашивал у П. Ф. Иорданова, откуда в Таганроге смогли найти экземпляр его пьесы.

В ответ на это Иорданов сообщал: «Вашу «Чайку» играли в Таганроге очень хорошо и с большим успехом…  Шла Ваша «Чайка» с очень хорошим ансамблем. Большой успех она имела в Ростове и Новочеркасске. Играли её по экземпляру, выписанному из театрального отдела «Новостей».

В октябре 1903 года были поставлены «Дядя Ваня» и «Свадьба», в марте 1904  года – «Вишневый сад».

Чехов оказал  исключительное влияние на развитие театрального искусства в Таганроге. Он старался оказать помощь театру, чем мог. В 1944 году, в связи с 40-летием со дня смерти Чехова, постановлением советского правительства театру было присвоено имя великого писателя.

Чеховский  репертуар не сходит с афиш.  На сцене театра были поставлены почти все пьесы А. П. Чехова, инсценированы наиболее интересные его рассказы, такие как «На большой дороге», «Душечка», «Черный монах», «Каштанка», «Скрипка Ротшильда».

В январе 2010 года исполнится 150-лет со дня рождения нашего земляка, выдающегося писателя и драматурга Антона Павловича Чехова. Издан приказ президента Российской Федерации о подготовке к празднованию этого юбилея. Однако в Таганроге о том, как его отметить достойно, думают уже сейчас. Наш дайджест посвящен этому знаменательному событию. В него вошли материалы о постановках произведений великого писателя на сцене Таганрогского ордена Знак Почета драматического театра имени А. П. Чехова. Материалы расположены в алфавите постановок. Дайджест дополнен списком литературы,  материал в котором расположен в порядке алфавита авторов и названий.

 

 

 

 

 

 

Пьесы Чехова на таганрогской сцене

Название пьесы	Год постановки	Дата премьеры		Режиссер-постановщик
«Дядя Ваня»	1898
«Дядя Ваня»	1903	октябрь
«Дядя Ваня»	1927			С.Д. Орский
«Дядя Ваня»	1S35			С.Д. Орский
«Дядя Ваня»	1958	03.10		С.С. Лавров
«Дядя Ваня»	1977	15.05		П. Хомский, Ю. Еремин
«Дядя Ваня»	1991	25.07		Ю. Калантаров
«Три сестры»	1901
«Три сестры»	1945	10.01		В.В. Белокуров, В.И. Мартьянова
«Три сестры»	1968	05.05		С.С. Лавров
«Три сестры»	1993	15.05		А.Говорухо
«Иванов»	1899
«Иванов»	1946	17.08		В.В. Белокуров, В.И. Мартьянова
«Иванов» (восстановлен)	1960	январь		В.И. Мартьянова, С.С. Лавров
«Иванов»	1963	07.09		В.А. Волков
«Иванов»	1985	26.01		В.И. Ненашев
«Чайка»	1896
«Чайка»	1954	14.07		С.С. Лавров
«Чайка»	1976	16.05		B.C. Цесляк
«Чайка»	1989	10.12		А. Урбанович
«Вишневый сад»	1904	март
«Вишневый сад»	1950		29.01		С.С. Лавров, А.А. Глазырин
«Вишневый сад»	1959		27.12		В.И. Мартьянова, С.С. Лавров
«Вишневый сад»	1979		15.12		М. Сулимов
«Вишневый сад»	1991		02.03		Ю, Калантаров

 

 

 

Другие произведения А.П. Чехова

на таганрогской сцене

 

 

Мартов В.

 Легенда Чеховского театра. – Таганрог, 2004. – С. 265-266

 

 

 

 «Архиерей» на сцене Чеховского театра

Традиционный Чехов­ский вечер в мемори­альном театре был отмечен уникальной совместной по­становкой с муниципальным камерным хором «Лик» -спектаклем по рассказу «Ар­хиерей» (музыка Виталия Ходоша, сценическая версия и либретто Владимира Бабае­ва и Валерия Русанова), ху­дожник Николай Ливада.

Это впечатляющее и эф­фектное действо, как извест­но, два года назад на премьерном спектакле благосло­вил митрополит Ростовский и Новочеркасский Владимир. Благословение не осталось без продолжения: спектакль все больше славился, но уже на чужой стороне, в основном на гастролях. Осенью ны­нешнего года «Архиерей» был достойно представлен в С.-Петербурге в рамках худо­жественной выставки «Русь Православная-97». И вновь спектакль получил вторичное благословение Владимира - уже митрополита Санкт-Пе­тербургского и Ладожского.

«Архиерей» пользовался большим успехом, но в самой художественной ткани спек­такля происходили досадные потери. В это время произош­ло трагическое событие: «Лик» остался без своего ху­дожественного руководителя Валерия Русанова, отличав­шегося не только талантом, но и заинтересованностью в создании спектакля как дей­ства синтетического, включа­ющего в себя не только му­зыку, но и равноценное дра­матическое действие.

В спектакле, на мой взгляд, были редкие по уда­че художественные ходы. В

частности, мизансцена смер­ти Архиерея. Думается, что она существовала на грани прозрения, и, возможно, сами создатели спектакля ее не оценили. Зрители же запом­нили,  а художественная на­ходка эта трагически и сим­волично отозвалась в реаль­ности. Вот как это было вна­чале. На фоне лика Спаса Нерукотворного спиной к спи­не расположились Архиерей (В. Бабаев) и дирижер (В. Русанов); в момент смерти героя, эти персонажи (а дири­жер органично был включен в художественную структуру рассказа) расходились, и на сцене повисал очень силь­ный эмоциональный и духов­ный образ отделения души и тела. Тогда точно оправдывалось пребывание на сцене мальчика (В. Русанов).

К сожалению, этот тайный духовный смысл ушел из спектакля, так как сегодня дирижер (Вадим Афанасьев) перестал быть действующим лицом трагического рассказа. Заменив в спектакле В. Руса­нова, как творческая лич­ность другой индивидуально­сти, Вадим Петрович осваи­вает и Другие художествен­ные задачи. Ему, как профес­сионалу, важнее стала фи­лигранная работа непосред­ственно с хором, и с этой за­дачей он справляется пре­восходно. Но смысл совмес­тной работы, к сожалению, теряется.

Сама трагическая фигура Архиерея становится лишней.

К сожалению, есть потери и в текстовой структуре. Дума­ется, что при замене певцов на профессиональных актеров в моменты необходимости про­изнесения текста спектакль только выиграл бы.

Очень хочется, чтобы этот изумительный, уникальный спектакль продолжал жить во славу Таганрога, но на более высоком художественном уровне. Желательно, чтобы он не терял, а приобретал. И он бу­дет все более оттачиваться, коль дважды получил благо­словение митрополита. Я верю.

25 января после спектакля на сцену вышли директор те­атра Тамара Прокофьевна Бувалко и заместитель главы администрации Елизавета Ва­сильевна Липовенко. Они поздравили таганрожцев с Чеховскими днями и выразили уверенность в том, что имя Чехова будет способствовать только нашему духовному объединению и призывать нас к добродетелям Веры, Надеж­ды, Любви. Вадим Петрович Афанасьев выразил оптимизм по поводу того, что в наше жестокое время, когда многие творческие коллективы распа­даются, таганрогские все же устояли, создав полноценные художественные образы.      

Е.В. Липовенко от имени администрации города и зрителей поздравила Ольгу Русанову, верную соратницу и npoдолжательницу дела своего мужа, с днем рождения. А ис­полнитель роли Архиерея в, детстве Вадим Русаков получил уже традиционную коробку конфет. Ведь впервые его таким образом поздравил сам митрополит Владимир.

Глушко В.

Таганрогская правда. – 1998. – 29 янв. – С.3

 

        

          26 января в Домике Чехова произошло очень интересное событие: как говорили   в   старину,   давали «Ведьму» Чехова.

Когда перед началом спектакля я вошла в этот крохотный домишко, то там уже было полно народу: зрители, работники театра, студенты театрального лицея (они помогали вести спектакль). Места было мало, и поначалу с трудом верилось, что в такой обстановке можно сыграть что-то хорошее.

Стулья для зрителей стояли у порога маленькой залы, здесь же в центре - стол, в углу - целый иконостас, на стене - ходики. Часы пробили 16.00, актеры вышли «на сцену». Но, как я поняла потом, спектакль начался раньше, когда мы только-только собирались, рассаживались, когда все, начиная с режиссера-постановщика Бориса Горбачевского, находившегося рядом с нами, говорили только шепотом, когда чуть позже в залу вошел человек и стал спокойно зажигать свечи и настольную керосиновую лампу, поправлять цепочку ходиков, когда воцарилась тишина и стало слышно потрескивание свечей, уютное тиканье часов, когда, мы все стали проникаться духом той поры и обстановки.

Надо отметить тот факт, что восприятие зрителями действия было, по-видимому, одной из основных забот и режиссера, и актеров. Воссоздание атмосферы сопричастности происходившему перед зрителями удалось создателям спектакля в полной мере: нам было холодно, когда мерзли люди, жившие по пьесе в этом доме, вместе с ними мы испугались из-за внезапного резкого стука в закрытые ставни, мы все слышали, все видели, чувствовали себя несчастными вместе с женщиной, живущей с нелюбимым человеком. Мы тоже прожили в этой комнате те 40 минут, что длилось   действие спектакля, были безмолвными сочувствующими свидетелями чужой драмы и невольно старались задержать дыхание, чтобы не мешать, чтобы не спугнуть то чудо, которое актеры творили рядом с нами.

Уж очень хороши они были и дьячиха (Валентина Псел) - умная, выдержанная, стройная и гибкая женщина с очень выразительными руками и милым, нежным лицом, и дьячок (Константин Кондратюк) - суетливый, мельтешащий, злобный от бессилия быть достойным своей жены, и усталые, промерзшие почтальон (Василий Егельский) и кучер (Александр Черенков). В спектакле не было эпизодов, одна настоящая, достоверная жизнь, протекавшая рядом с нами.

Воздействие было сильным еще и потому, что мы имели возможность четко видеть каждый взгляд, каждый жест, слышать каждый вздох. Это все равно, что хорошо рассмотреть и проанализировать значение каждого мазка на полотне картины. Поэтому, когда закончился спектакль, долго стояла тишина  зрителям потребовалось время, чтобы     вернуться  в реальную   действительность.

Велик Чехов, сумевший в небольшом рассказе раскрыть драму человека, показать жизнь на срезе ее, но рядом с этим талантом тем более ощущается мастерство людей, донесших все это до нас, ничуть не исказив замысел писателя. Есть только лишь небольшие расхождения в облике самих персонажей, но от этого восприятие ничуть не пострадало, и мы поняли и приняли это. Все было сделано с большим вкусом, чувством меры и такта.

На мой взгляд, мы стали свидетелями представления на суд зрителей очень интересной творческой находки режиссера и актеров. Может быть, спектакль смотрелся бы и на театральной сцене со зрителями, сидящими в зрительном зале (здесь бы спектакль посмотрело гораздо больше народу сразу), но в этом случае была бы утрачена атмосфера камерности, интимности, атмосфера непосредственного вживания зрителя в новый для него образ - незримого участника действия. Наверное, и актерам труднее играть в обстановке столь тесного контакта со зрителем, но нам, зрителям, это дает многое.

В заключение мне хотелось бы сказать большое спасибо создателям спектакля за то, что мы получили столь чудный подарок, и выразить пожелание, чтобы этот спектакль шел как можно чаше и дольше, чтобы как можно больше людей получило возможность увидеть его. А тому, что спектакль понравился зрителям, доказательством могут служить искренние слова благодарности, высказанные после спектакля и режиссеру, и актерам, а одна из зрительниц подарила Валентине Псел чудную картину Новикова.

г.о.

Таганрогский вестник. – 1994. – 12 фев. – С. 4

    

 

Скажете: таких не бывает. На сцене всё бывает…

Сценограф спектакля Татьяна Сельвинская, дочь известного советского поэта, творчески восприняла мысль режиссера Ювеналия Калантарова, пронизывающую даже паузы между словами персонажей плотным психологическим наполнением. И, уверен, автор «Улялаевщины», «Керченского рва», драматических поэм был бы рад видеть такое единение постановщика и художника.

Со дня премьеры прошел уже не один день, а я все думаю: почему в зале, где люди стояли в ложах за неимением мест, было так тихо? И почему эта тишина взорвалась потом аплодисментами — не теми вежливыми, что, увы, бывает у нас на иных премьерах, а нескончаемо бурными? Актеров и режиссера не отпускали со сцены, наверное, так же, как тогда, в 1904 году, и тоже в марте, когда Ростовский театр привез «Вишневый сад» к нам в Таганрог. В. М. Чехов, двоюродный брат Антона Павловича, писал: «Вишневый сад» привлек такую массу публики, какую едва ли когда-либо приходилось вмещать Таганрогскому театру. Были приставные ложи на сцене, в оркестре; в ложах было набито битком, в некоторых помещалось до 15 человек. Вызовам не было конца, -  потушили огни, а крик все еще раздавался. Многие ездили в Ростов вторично смотреть».

 Все повторилось — почти через   90   лет.

Несколько лет назад мне посчастливилось ходить по залам экспозиции, созданной ленинградским художником Александром Смирновым на втором этаже гимназии, где учился Чехов. Экспозиции, рассказывающей о его жизни и творчестве. Но как рассказывающей!

- Это что такое? - спросил я Смирнова,    показывая на прямоугольное отверстие в стенде первого, алого зала, символизирующего собой восход таганрогского гения на московском небе. На стенде была «Безотцовщина» — первая чеховская пьеса, которую мы, к сожалению, не увидели; сквозь отверстие была видна через несколько залов «Чайка».

«Стрела времени, - ответил художник. - Невидимая стрела к пьесам, которые стали вечными».

Наконечником ее стал «Вишневый сад» в последнем зале экспозиции.

Стрелы искусства не убивают, а только ранят. Но это особые, целебные стрелы. Раны, нанесенные ими, мудро болят в сердце, не давая ему умереть     задолго до положенного срока - духовно.

Так бередит сердце и этот «Вишневый сад». Стальным деревом, таким одиноким, что к нему при всех излияниях любви к вишневому саду никто не прикасается. И потому листва его отсвечивает желтым: она другого цвета от тоски не знала.

Это    дерево - символ многих, кто приходит сюда в первом  действии таким добрым к  людям,  стремящимся к ним. Любови Андреевны Раневской     (Елена Хакало), ее  дочери  Ани     (Валентина Псел),  Шарлотты Ивановны (Кэролайн   Блэкистон),   Фирса  (Октавий Лаппо),  Бориса Борисовича Симеонова-Пищика (Александр    Топольсков).

И   кто уходит в последнем действии  другим.   И   не  только потому, что в    черном платье - в  знак скорбного расставания, изгнания.

Что же случилось такое, что их встретило пение птиц в саду, а провожает зловещий вороний грай в сгустившейся мгле, над - которой невидимо   грохочут   молнии?

Продажа имения? Так о ней уже знали и смирились с нею.

Имя тому, что происходит на сцене, — кризис

Нам сейчас слишком знакомо, слишком видно на каждом шагу это   слово, чтобы его разъяснять. Не потому ли мы с таким же напряженней смотрим на сцену, как наши можно уже сказать, предки, 87 лет назад – перед первым российским катаклизмом.   

И режиссер, а с ним и актеры, - бесстрашно поверив ему, обнажают весь смысл этого слова «кризис», невзирая, как и подобает истинным художникам, на то, понравится ля это кому-то в зале  или  не понравится.

А я уже слышу от побывавших на спектакле: зачем нас так волнуют? Угодишь раздерганным. Вот, помнятся, был «Вишневый сад» на этой же сцене у ленинградца Сулимова - так приятно было смотреть: какая поэтическая ностальгия по старой культуре!

Что тут возразишь: была. Но время - мудрый режиссер. И не печалиться, а радоваться надо, что Ю. Калантаров взял на себя тяжкий крест - сказать нам, что мало нынче по культуре вздыхать. Что надо за ее возрождение бороться.

Яростно,  непримиримо  - даже  с  такими  обаятельными, как Раневская  и Гаев. Так  я  понимаю  этот  спектакль.

Да, много нагрешила в жизни своей помещица Раневская: достаточно посмотреть,  каким стал (так и хочется сказать «под ее чутким руководством») Яша. Тут уж ни Елена Хакало, ни Борис Чибирев своих «героев» - не жалеют! Растление - другим словом не назовешь это воспитание из крестьянского парнишки-кудрявича наглого хама, циника, законченного негодяя.

Да, ее вина и в том, что искажено уже и потому погибнет человеческое в Ермолае Алексеевиче Лопахине, таком несчастном от сознания этой искаженности своей {Юрий Лаптев).

И смерть Фирса в заколоченном доме — тоже на ней.

Свои грехи и у брата ее, Леонида Андреевича Гаева (Лев Назарян), хоть он и не сознает их с такой же отчетливостью, как сестра.

Но почему не поднимается рука вместе с Петей Трофимовым бросить кирпич на голову Раневской, когда он раскачивает этим увесистым снарядом над ее поникшей головой?

Да потому,  что поникшей.

Не лежит душа к такому Пете — в солдатской шинели, а временами в кожанке. Так и ждешь, что он провозгласит: «Вишневый сад взят!». Совсем, как взявший Зимний дворец Антонов-Овсеенко, на которого исполнитель роли Петя Трофимова   Владимир  Бабаев удивительно похож. И хорошо  бы только  внешне...

Бывает, когда режиссеру хочется пустить «стрелу времени» в обратном направлении: не от времени создания пьесы к нам, а к ней из будущего.

Но тем и сильна классика, что она не нуждается в таких фантастических допингах! Нам всегда интересно в том времени увидеть, почувствовать то, что будет, что сегодня. Но именно в том, без посылок туда оживленных  готовых  результатов.

Потому, что и в такой Раневской, в таких Яше и Лопахине, в такой Ане мы уже видим все, чего боялся, от чего предупреждал нас Чехов, понимавший: никто за нас культуру от распада уберегать не   будет.

Ни церковь с ее подвижниками, ни «простой народ», что с «господами прощаться пришел» в финале. Только мы сами спасем или предадим ее духовные традиции.

И заслуга режиссера в том, что он вдохновил актеров на противостояние такому Пете с кирпичом в одной руке и топором в другой. Который в последнем акте, где все потеряно безумны, как на пире во время чумы, торжествующе пляшет при известии о продаже вишневого сада, выхватив красную  косынку-флаг  из кармана.

Когда   смотришь  на  знакомых – перезнакомых актеров и не узнаешь их -
это значит, что видишь чудо перевоплощения. Я не узнавал Елену Хакало, когда она удивительным взглядом смотрела на Яшу - Чибирева. Не узнавал в этом
Епиходове с тоже невыразимой походкой на носочкахи           непередаваемо-срывающимся голосом Павла Бондаренко. Временами я не узнавал Юрия Лаптева в Лопахине, так страшен был этот скоробогач в своей непредсказуемости, Бориса Чи-
бирева в этом крадущемся лениво-уверенно       кругами вокруг своей жертвы Дуняши ли - Зои Масловой, Раневской ли...). И это радует, потому что им, молодым, идти - в  творческий   рост.

Чеховцы сердцем, не только умом, поняли, что кого бы они ни играли в этом спектакле, - здесь  все            «недотепы». И потому сердце сжимается, когда Раневская черной раненой птицей припадает к беседке — детству своему, ушедшим теням мамы своей, сына Гриши. И кажется, что не рука, а перебитое крыло бессильно свисает со стальной беседки, и невыносим мучительно тяжкий стон...

Ибо  тяжко все  сознавать и ничего не сделать, чтобы изменить хоть что-то: воли, нравственного стержня уже нет.

Как жаль Лопахина, которому покупка вишневого сада стала не торжеством над господами сына крепостных, а первым ударом колокола к гибели. Может быть, такой, как фабриканта Морозова через какой-то год с лишним после написания «Вишневого сада».

Больно видеть одинокое будущее чудесной, любящей Вари (Л.  Астафурова),    предательство всего, чем жила Аня. Тем горше, что она не осознает этого, одурманенная зовом Пети в будущее. Мы знаем какое.

Драму несбывшейся мечты о счастье, которую Кэролайн Блэкистон с силой большого таланта, мастера перевоплощения раскрыла от бело-розового, как ее платье, цветения вначале до безысходного ожесточения в финале.

Он суров – потому что Чехов был провидцем. Припутанный веревками к стальной клетке, в которую нанятые Лопахиным рабочие под стук топоров по саду сворачивают вековой уют усадьбы, умер Фирс. Уходящие из имения («Прощай, старая жизнь!») смотрят на нас. С такой надеждой. Сквозь 73 года. Когда же оправдаем ее?!

 

Г. Андрианов

Таганрогская правда. – 1991. – 8 марта. – С.2-3 

   

   

И вновь на сцене театра имени А. П. Чехова эта пьеса. Играют ее все те же, кто вышел навстречу зрителям год назад, только роль Астрова исполняет Владислав Ветров.

Почему Чехов дал своему герою такую фамилию? Не потому ли, что рассказ назвал «Цветы запоздалые»? Им,     таким     прекрасным, нежным, холодно в этой жизни, вот и увядают раньше времени.

Все было дано природой Астрову, многого он добился и сам, этот врач и садовник, лесовод, каким был и Чехов. Но...

Вспоминаются строки Полонского, необычайно популярные тогда, сто лет назад:

Ночь смотрит тысячами глаз,

А день глядит одним.

Но солнца нет, - и гаснет день,

И ночь плывет, как дым.

Ум смотрит тысячами глаз,

Любовь глядит одним.

Но нет любви, и тает жизнь,

И дни бегут, как дым.

А хочется любить, быть любимым. Но для Елены Андреевны, которую так любит Иван Петрович Войницкий, дядя Ваня Астров лишь минутное увлечение, а Соню, боготворящую его (Зоя Пухлякова), он не замечает. Такой вот узел завязала жизнь.

Ветров играет своего героя не совсем так, как это делал Аристарх Ливанов в памятной постановке прошедших лет. Проще, без той ощутимой дистанции для всех. Не случайно этот Астров так любит переодеваться в рубаху простого работника, слуги в доме. Он и есть работник для народа, его слуга - и когда спасает крестьян на операционном столе, и когда сажает леса.

Только желания создавать красоту на земле все меньше, а тяги к шкапчику с рюмками все больше. Таким мы и запоминаем его.

Судьба дяди Вани, Сони, да и Елены Андреевны, бегущей из этого дома—не к опостылевшему мужу, а чтобы не мучиться от нахлынувшего чувства к Астрову, кажется не такой страшной: им-то гибель от шкапчика не грозит...

А сознание невостребованности своей никем будет лучше? И они увянут. Так не все ли равно, красив ты или не очень.

И как в повести «Степь», природа зовет певца своей гибнущей красотой, так пьеса зовет нас быть чутким друг к другу. Чтобы не гасли глаза, любовь в которых так никто и не заметит.

 

Г. Андрианов

Таганрогский вестник. – 1993. – 3 апр. – С.4

 

 

Премьера спектакля «Иванов» по одноименной драме А.П. Чехова, о кото­рой все время говорили, со­стоялась. Произошло это 29 января, в день 145-летия со дня рождения Антона Пав­ловича. Поставил спектакль московский режиссер, заслу­женный деятель искусств России Ювеналий Калантаров. Это третья его работа на сцене чеховского театра. Прежде были «Дядя Ваня» и «Вишневый сад» (1991).

Как правило, когда смот­ришь спектакль, который уже видел в прежние времена в по­становке других режиссеров и с другими исполнителями, не­вольно начинаешь давать срав­нительные оценки типа «луч­ше-хуже». Но в этот вечер по­чему-то не хотелось занимать­ся сравнением. Неблагодарное это дело. И неблагородное. Со дня последней постановки «Иванова» на сцене нашего те­атра прошло ровно двадцать лет. Это были иные времена и иные взгляды на жизнь. Но с годами меняются эстетические ориен­тиры и пересматриваются соци­альные ценности. В театр при­ходит другой зритель, воспи­танный «новыми» учебными программами и «мыльными» сериалами всемогущего телеви­дения. «Тот» «Иванов» ставил­ся в эпоху развитого социализ­ма и по незыблемым канонам соцреализма. «Этот» вобрал в себя дух «демократического инакомыслия», тотального ре­формирования общества и «свободного» прочтения клас­сики. Неизменным, неподдаю­щимся никакой амортизации остается сам Чехов с его веч­ными проблемами, житейской философией и неувядающим изысканным слогом.

И надо отдать должное ре­жиссеру, рискнувшему сегодня вернуться к «Иванову», - Чехо­ва он сохранил и отнесся к нему достаточно корректно. Ничего не исказил, не «накрутил» и не «прочел заново». И тем не ме­нее в среде театралов произошел раскол: одни остались на пози­циях «старого» «Иванова», дру­гие всем сердцем восприняли «Иванова»-2005.

Вспоминаются слова режис­сера из недавнего интервью в «Таганрогской правде»: «Наш «Иванов» будет неожиданным». И он действительно получил­ся неожиданным и нетрадици­онным, и сам спектакль, и главный герой пьесы Николай Алексеевич Иванов в исполне­нии заслуженного артиста Рос­сии Сергея Герта. Актер работает без традиционного грима, нет ни парика, ни бороды, ни «чеховского» пенсне. Это при­дает образу черты современно­го человека. И только внутрен­ние переживания Иванова, по­стоянные раскаяния, угрызе­ния совести, размышления о смысле жизни заставляют ви­деть в нем героя, увы, не на­шего времени. Иванов в испол­нении Герта - это ум, честь и совесть зашедшего в тупик рус­ского интеллигента, не нашед­шего иного выхода, кроме са­моубийства.

Оригинальна и нетрадици­онна сценография спектакля, исполненная заслуженным де­ятелем искусств РФ Николаем Ливадой. Сцена разделена на две игровые площадки, несущие определенную смысловую на­грузку. Слева кабинет Иванова в его имении, справа - гости­ная в доме Лебедевых. Между ними - фрагмент сада, который с успехом может быть отнесен и к дому Лебедевых, и к име­нию Иванова. Слева - одна жизнь, и даже смерть; справа - совершенно другая. В первом слу­чае - передовая интеллигенция, музицирующая, страдающая, размышляющая о смысле жиз­ни, но ограниченная в средствах. Во втором - замшелая мещанс­кая среда, обывательское брюз­жание, ограниченные желания и... махровая ксенофобия. Но зато они при деньгах.

Сюжет пьесы строится на противостоянии сторон: одни не понимают других, и никто не хочет прийти к общему зна­менателю, протянуть друг дру­гу руку согласия, мира и пони­мания. Весь спектакль пронизан единым нервом, единым нака­лом человеческих страстей и конфликтных ситуаций. Иванов разлюбил жену Анну Петров­ну, урожденную Сару Абрамсон (О. Билинская). Жизнь не сложилась, Сара тяжело боль­на, карьера пошла под уклон. Положение не спасает даже Са­шенька Лебедева (С. Косульникова) - единственный лучик света и надежды из «того» об­щества. Доктор Львов (В. Баба­ев) презирает Иванова за его равнодушное отношение к уми­рающей жене, а тот, в свою очередь, не находит общего языка ни с дядей, графом Шабельским (заслуженный артист РФ П. Бондаренко), ни с управ­ляющим своим имением Боркиным (С. Волобуев). Не лучшее положение и в доме Лебедевых. Отец Сашеньки (заслуженный артист РФ А. Топольсков) вро­де неплохой человек, добрый, понимающий, но «зашибаю­щий» потихоньку. Ради дочери, ради ее счастья и благополучия готов на все, даже простить долг Иванову, но он «под каблуком» у Зинаиды Савишны (заслужен­ная артистка РФ И. Гриценко) и все благие поступки соверша­ет втайне от нее. А она женщи­на домовитая: и чаю всегда го­стям предложит с крыжовен­ным вареньем, и не прочь по­сплетничать и косточки пере­мыть Иванову и его «жидовоч­ке». Одним словом, «безгреш­ная» особа. Под стать ей и ее ок­ружение - молодая вдова Бабакина (Е. Ключерова) и Авдотья Назаровна (заслуженная арти­стка РФ К. Тузова). Это та самая среда, которая формирует «мнение» и пускает его «гулять» в народ.

Нет, не Иванов загнал себя в угол, и не семейный конф­ликт причина его ухода из жиз­ни. Его «достало» общество, да так, что рука потянулась к ре­вольверу.

Артисты вместе со своими героями достойно прошли путь от первой сцены и до последней. Бесспорно, спектакль «Ива­нов» стал ярким явлением в культурной жизни города и хо­рошим подарком к 145-летию А.П. Чехова.

 

В. Мартов

Таганрогская правда. – 2005. – 5 фев. – С.3

 

  

 

Судьба "Иванова"

Начала третьего послевоенного театрального сезона таганрожцы ждали с не меньшим нетерпением, чем открытия театра в январе сорок пятого. Газета «Таганрогская правда» 26 октября 1946 г. сообщала: «В конце октября в городском драматическом театре состоится открытие театрального сезона показом пьесы А.П. Чехова «Иванов». С тех пор принято считать, что второе пришествие «Иванова» (первое произошло при жизни драматурга в 1899 г.) состоялось на сцене нашего театра осенью 1946 года. На самом деле это не совсем так.

Летом 1946 года наш театр находился на гастролях в Ростове-на-Дону, где с успехом выступал на сцене театра имени A.M. Горького. 17 августа чеховцы вынесли на суд ростовчан свою новую работу - спектакль по чеховской пьесе «Иванов». Премьера прошла блестяще, и после этого «Иванов» еще шесть раз был показан ростовскому зрителю. А таганрожцы увидели премьеру в следующем театральном сезоне - 2 ноября 1946 года.

Идея постановки «Иванова» возникла сразу после блистательного выхода «Трех сестер» в январе 1945 года. Художественный руководитель театра А.И. Котляров, режиссеры-консультанты В.В. Белокуров и В.И. Мартьянова, актеры театра задумались: а что же дальше? Ведь репертуарная афиша непременно должна включать пьесы А.П. Чехова. И В.В. Белокуров вновь решил обратиться к студенческим опытам своих питомцев - курсовой работе по пьесе А.П. Чехова «Иванов». Концепцию спектакля, основные постановочные моменты он разрабатывал совместно с Валентиной Ивановной, а вот деталировку и всю текущую работу над спектаклем взялись осуществить актеры театра Александр Роговин и Нина Федина (дочь известного писателя К.А. Федина. - В.М.). К тому же у В.В. Белокурова и В.И. Мартьяновой просто не было возможности часто бывать в Таганроге, и режиссеры-ассистенты оказались весьма кстати.

Ветераны театра помнят, как в один из приездов Белокуров репетировал сцену в кабинете Лебедева. Владимир Вячеславович сидел в зале и по ходу действия делал замечания актерам. В самый разгар застолья в кабинет Лебедева входит земский врач Львов (актер Ю.А. Сазонов) и бросает обвинения в лицо Иванову: «Вы - подлец, негодяй!» Вдруг Белокуров на весь зал выкрикивает знаменитую фразу Станиславского: «Не верю! Еще раз!» И Юлий отправляется на повтор. И опять слышит: «Не верю! Еще раз!» Так продолжалось раз семь или восемь, все присутствующие на репетиции притихли, потому что знали характер Белокурова: чуть что не так, можно и с роли слететь. И вот где-то с десятого раза с грохотом распахивается декорационная дверь, на сцену буквально вылетает Сазан (так в театре друзья называли Юлия. - В.М.) и, развернувшись в сторону Белокурова, кричит не своим голосом: «Что вы меня гоняете как мальчишку, я вам что, не артист?!» Белокуров, перекрывая голосом Сазонова, парирует: «Артист, конечно, артист! Только вот так и играй, понял? Оставь свое благородство, играй ненависть!»

Кстати, критика писала в те дни по поводу премьеры спектакля: «Большая творческая победа театра. <...> Хочется спорить с трактовкой одной лишь роли. Артист ЮЛ. Сазонов за чистую монету принял всю привычную декламацию доктора Львова и сыграл его благородным, искренним человеком. А это совершенно противоположно чеховскому пониманию этого образа. <...> В целом же постановка такой пьесы, как «Иванов», является, несомненно, серьезным успехом театра».

Главные роли в спектакле исполнили: С.С. Лавров - Иванова, Г.Ф. Вигулярная - его жену Сарру, А.А. Глазырин - Шабельского, В.А. Волков - Боркина, Лебедева, Л.А. Гаврилов - Лебедева, отца Шурочки. А саму Шурочку, объект обожания Николая Алексеевича Иванова, играли две актрисы - И.К. Шульмейстер и Е.М. Солодова. По мнению рецензента спектакля, «каждая из них по-своему верно и глубоко раскрыла этот образ. Но по внешним и голосовым данным Шульмейстер, несомненно, больше соответствовала исполняемому образу». В театральном сезоне 1946/47 гг. «Иванов» был показан 37 (!) раз.

С легкой руки В.В. Белокурова «Иванову» выпала долгая жизнь на сцене нашего театра. В 1952/53 гг. В.В. Белокуров и В.И. Мартьянова вновь поставят «Иванова», где заглавную роль также исполнит С.С. Лавров, к тому времени уже главный режиссер театра, а роль Саши Лебедевой достанется молодой актрисе Кларе Тузовой (на снимке). Через пять лет Сергей Сергеевич восстановит этот спектакль, да на таком высоком уровне, что в 1960 году к 100-летию со дня рождения А.П. Чехова «Иванов» будет представлен на сцене Кремлевского театра. Иванова в третий раз сыграет мэтр Чеховского театра С.С. Лавров.

Пройдут годы, и на смену ветеранам придет новое поколение актеров и режиссеров со своим пониманием проблем, иными методами работы в режиссуре и иным уровнем актерского мастерства. Да и зритель изменится коренным образом, только вопросы, поднятые автором, останутся прежними. И всем захочется снова увидеть Иванова, Сашеньку, доктора Львова, Шабельского и других героев нестареющего «Иванова». Поэтому в середине восьмидесятых годов народный артист УССР Владимир Иванович Ненашев, один из учеников В.В. Белокурова из того памятного выпуска ГИТИСа сорок четвертого года, в пятый раз поставит на сцене театра новую версию «Иванова». И таганрогский зритель вновь увидит влюбленного и страдающего Иванова (B.C. Koленко), романтичную Сашеньку Лебедеву (3. Ивченко), ее отца (О.М. Лаппо), поющего под гитару Боркина (П.Ф. Бондаренко) и несчастную Сарру (К.В. Киреева). И опять прогремит роковой выстрел - типичный способ разрешения житейских проблем русского интеллигента.

 

В. Мартов

Таганрогская правда. – 2002. – 26 янв. – С.3

 

 

Поэтическая "Каштанка"

 

(Премьера в театре имени А. П. Чехова)

«И зверье, как наших братьев меньших,

Никогда не бил по голове.»

С. Есенин

Спектакль по рассказу А.П.Чехова «Каштанка» в постановке режиссера В.Бычкова Воронежского ТЮЗа на первом международном театральном фестивале на родине Чехова стал историей фестиваля, поразив своей горькой философичностью.

«Каштанка» режиссера Таганрогского       театра В. Рогульченко прочитана другими глазами, и потому полна доброты и поэзии. Спектакль адресован детям, которые должны войти в жизнь с запасом чеховского гуманизма, без которого им трудно будет жить в сегодняшнем мире.

Вот почему режиссер снял драматическое напряжение, вторгающееся в жизнь даже простодушной в доброте своей Каштанки (смерть гуся Ивана Ивановича), и изменил финал: она не убегает услышав зов своего прежнего хозяина Луки Александровича, столяра (Лев Назарян), и Федюшки (Павел Деревенко), а наоборот, они выходят на арену цирка и торжественно шествуют по ней вместе с её новыми случайным хозяином - дрессировщиком Жоржем (В.Рублевекий) и его четвероногими  артистами. Кто-то, возможно, винит режиссера за самовольство, а я не могу, слыша дружный смех в зале: дети ждали такого благополучного конца, и он не мог не быть.

Назовите это «по мотивам чеховского рассказа» наконец! Спектакль озарен поэзией доброты, он ею светится. Нет в нем страха, то и дело сжимающего в рассказе маленькое сердце Каштанки, которую все пугает.

О.Билинская - талантливая актриса, и её талант во многом - в той вере, с которой она входит в каждую новую для себя роль, будь то Занетта в «Брюзге» или эта Каштанка. Она любит их и хочет, чтобы мы полюбили их тоже, так любвеобильно её сердце.

Я уже показал одну «вольность» режиссера, отступившего от канонического текста «Каштанки». Другая - условное «воскрешение» Ивана Ивановича (В.Егельский), на которого случайно наступила лошадь...

Да, они все одиноки в цирке - и дрессировщик Жорж, которому все они дороги не только потому, что участвуют в придуманной им «пирамиде»; и Хавронья Ивановна в розовом (заслуженная артистка России О.Н.Воробьева, игравшая и не такие эксцентричные роли); и кот Федор Тимофеевич (Т.Рогульченко); и уходящий из жизни гусь Иван Иванович... И, конечно, Каштанка, привыкшая к своей новой, цирковой кличке - Тетка.

Новая, необыкновенная жизнь лишь на один вечер на арене цирка мелькнула перед ней как смутное воспоминание о чем-то, о чем не умела сказать, когда вернулась к столяру и Федюшке. Но была!

И это показывает режиссер - в мисс Арабелле с её сказочно красивым          нарядом (З.Маслова), в прозрачном многограннике, вдруг Взлетевшем под купол цирка и ставшим им, хотя был до этого лишь «шапкой» на рекламной тумбе с надписью «Цирк! Цирк! Цирк!»

В проникающей в сердце музыке из фильмов Чаплина, так отвечающей этому цирку, созданному фантазией художницы Флеры Салахневой. В танцах (хореограф заслуженный работник культуры России Л.В.Китайская).

«И вот уже мечтою

                                                        странной

            Душа наполнилась моя».

(А.С.Пушкин)

Почти сто семьдесят лет назад написаны эти слова, а театр зовет к мечте, и лишь наполнившись ею, детская душа будет жить. Иначе жить не стоит.

 

Г. Андрианов

Таганрогский вестник. – 1995. – 27 мая. – С. 3

 

 

 

Столетие

 

Более ста лет назад на  свет появилось новое произведение А. П. Чехова пьеса «Леший». Он очень гордился этим сочинением, и в одном из писем А. Н. Плещееву сообщал: «А я написал комедию! Хоть плохую, а написал!» Как в воду глядел Антон Павлович. Критики пьесу не восприняли и признали ее «неподходящей для постановки на сцене». Пьеса не пошла, и автор, обеспокоенный ее провалом, писал: «... для меня было бы истинным ударом, если бы какие-нибудь силы извлекли ее из-под спуда и заставили жить».

Целое столетие пьеса не была востребована ни одним теат­ром. И вот спустя годы «Леший» пришел на сцену нашего те­атра в постановке воронежского режиссера, народного артис­та России, лауреата Государственной премии А. В. ИВАНОВА.

Мы не погрешим против ис­тины, если скажем, что режис­серу и актерам удалось то, что не смогли сделать их предше­ственники. Спектакль получил­ся живым, трепетным и, по сво­ей сути, глубоко современным. Режиссер-постановщик спек­такля очень бережно отнесся к драматургическому материалу. Никаких переделок и домыслов, все выстроено строго, с боль­шим вкусом и тактом.

А герои получились живыми и правдоподобными. Взять хотя бы г-на И.И. Орловского (А.ТОПОЛЬСКОВ) с его природным юмором и доброжелательным от­ношением к окружающим. По натуре он весельчак и балагур, всех любит, все ему симпатичны.

Или Илья Ильич Дядин (А.ЧЕРЕНКОВ), он же Вафля, всеобщий любимец, душа ком­пании, не терпящий конфлик­тных ситуаций, готовый ради мира и спокойствия превратить в шутку любую ссору.

А Феденька Орловский (Б.ЧИБИРЕВ)? Ну чем не ти­пичный образ военного, гото­вый в любое время дня и ночи и «водочки откушать», и пово­лочиться за хорошенькой дамой.

А вот один из главных персо­нажей пьесы - Жорж Войницкий (С.ГЕРТ). Актеру удалось передать широкий спектр чувств и переживаний своего героя. За­помнилась одна из самых ярких и эмоциональных сцен в спек­такле. Звучит в миноре тихая музыка, бьют по стеклу капли «настоящего» дождя, как нельзя лучше передающие настроение героя, и в полной тишине зала раз­даются слова, обращенные к лю­бимой женщине: «Вы моя жизнь, моя молодость!.. Я знаю, шансы мои на взаимность равны нулю, но мне ничего не нужно, позволь­те мне только глядеть на вас, слы­шать ваш голос...»

Неожиданным получился образ главного героя Михаила Львовича Хрущева (С.ВОЛОБУЕВ), прозванного в насмеш­ку Лешим. Актер очень дели­катно, ненавязчиво формирует образ своего героя, не нажимая на текст, без всякой ложной патетики и плакатности произносит известные все­му миру слова: «В человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа и мыс­ли...» И такой человек не мо­жет найти общего языка с лю­бимой девушкой.

Соня (Е.ВОЛОБУЕВА) не понимает его, не верит ему, все его благородные поступки ка­жутся ей не более чем чудаче­ством. Актриса в этой роли мила, эмоциональна и по-де­вичьи непосредственна.

В хорошем смысле традици­онными вышли образы степен­ного профессора Серебрякова (А.ФЕДЕНКО) и состарив­шейся Марьи Васильевны Войницкой (Е.ФЕДОРОВСКАЯ). Фундаментальная работа этих корифеев таганрогской сцены вызывает чувство уважения, и порой возникает ощущение, что эти роли написаны специ­ально для них.

Особое место в спектакле отведено Елене Андреевне (О.БИЛИНСКАЯ). Актриса, иг­рая молодую жену старого про­фессора, правильно расставила акценты в поступках своей ге­роини: к Серебрякову осталась только привязанность, циник Орловский получает от нее по­щечину, а несчастный Войницкий не находит взаимности.

А еще в спектакле радует глаз Юленька (Н.БАШЛЫКОВА), хорошенькая молодая барышня, нежно любящая своего братца, г-на Д.С. Желтухина (В.ЕГЕЛБ-СКИЙ), и мечтающая о заму­жестве. А вот и жених - тридца­типятилетний унтер-офицер за­паса Феденька Орловский. Пос­ле некоторых колебаний он нео­жиданно делает ей предложение, а она, опешив от нахлынувшего счастья, с криком «Феденька!» бросается ему на шею. Соня хо­хочет, Орловский, Вафля и Хрущов кричат: «Браво!», а зал взрывается долгими, несмолкающими аплодисментами. Коме­дия все-таки!

 

Грани месяца. – 2000. - №11. – С.36

 

             

Есть в репертуаре театра имени А. П. Чехова спектакль, который идет, как говорится, редко, но метко. На праздновании очередной годовщины со дня рождения Антона Павловича или на театральных фестивалях, как в этот раз.

И всегда повторяется одно и то же: в лавке Павла Егоровича Чехова в течение часа перед зрителями, сидящими на двух лавках, возникают под вой осенней непогоды люди из столетней давности. При тусклом свете лампад и свечей сидят или лежат, приткнувшись к прилавку под неусыпно-мрачным взором кабатчика, пьют водку, рассказывают о себе, кричат или шепчутся, молятся, крестятся. Кто уже отдает Богу душу, кто думает о жизни — проклятой, но такой хорошей в воспоминаниях.

Бередят нам душу своими исповедями, которых никто не просит, да и слушают не все. Плачут или смеются, дерутся и мирятся — все, как на большой дороге. Да и спектакль так называется «На большой дороге», где встречаются все, притом порой так неожиданно...

На этот раз среди зрителей были приехавшие на фестиваль актеры салон-театра «Санкт-Петербург». Когда спектакль закончился, они сидели в оцепенении, потом долго аплодировали нашим чеховцам: Павлу Бондаренко (какая глыба его Мерик!), Александру Топольскову, Льву Назаряну, Тамаре Беленко, Александру Черенкову, заслуженным артистам РСФСР Анатолию Феденко и Ольге Воробьевой, Константину Кондратюку, Зое Пухляковой, Октавию Лаппо.

Ведь одно дело - смотреть из зала, другое - здесь, где можно дотронуться до людей из прошлого века, почувствовать их дыхание, сжиться с ними за этот час, ощутить их боли и думы, как свои.

И уйти с верой в наш город. Такой, как этот богатырь Мерик, жаждущий справедливости и счастья всем. Пусть оно до сих пор, как он говорит, «ходит за спиной», и потому встретиться с ним невозможно. Встретимся! 

 

Г. Андрианов

Таганрогская правда. – 1992. – 6 июня. – С. 1

 

  

 

 

 "Последняя страница"

(о спектакле по письмам А. П. Чехова)

Так называется одна из последних работ драматического те­атра имени А. П. Чехова. Это не совсем обычная постановка, которую трудно назвать просто спектаклем. Зрительский ин­терес к ней превзошел все ожидания. Наш корреспондент встре­тился с директором Чеховского театра заслуженным работни­ком культуры РФ Т. БУВАЛКО и попросил ее рассказать о рабо­те над спектаклем.

 

-           Тамара Прокофьевна, а чья была идея поставить «Последнюю страницу»?

-          История постановки «Последней страницы» такова. В июле прошлого года отмечалось 100-летие со дня смерти Антона Павловича Чехова. И наш театр не мог оставаться в стороне от этого события. В пла­нах уже стояла постановка «Иванова» к 145-летию со дня рождения А.П. Чехова, поэто­му мы приступили к поискам новых форм. От традиционного торжественного заседания с докладами и пересказом био­графии Чехова отказались однозначно и неожиданно пришли к мысли показать Чехова не как канонизированного писателя-драматурга, а как человека, любящего мужа, с присущими ему слабыми и сильными сто­ронами, с его жизненными уда­чами и неудачами. И мы решили, используя его переписку с Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой и воспоминания современников, рассказать о последних семи годах жизни пи­сателя.

- У вас имелся готовый сце­нарии?       

- Нет, ничего готового у нас не было. За разработку сцена­рия вечера взялся председатель творческой коллегии театра заслуженный артист России Сергей Герт. Цель была одна - сделать спектакль живым, интересным, чтобы он тронул души зрителей  и никого не ос­тавил равнодушным.

- На сцене живут реальные герои происходящих событий или их литературные прототипы?

- Мы сразу решили, что на сцене не будет ни Чехова, ни его супруги Книппер, ни дру­гих лиц, окружавших их в жиз­ни. Присутствуют только их го­лоса, озвученные героями че­ховских произведений. Вот «три сестры», а вот «Душечка» или еще кто-то. Кто? Можно толь­ко догадываться. Ведь эти обра­зы не конкретны, они обозна­чены лишь контурно. По тако­му принципу оформлен и спек­такль. На сцене мы видим «зад­ник», на котором изображен домик, где родился Чехов, те­атр и библиотека его имени, уголки его родного города. Символична и концовка представ­ления: гаснет огонек в домике, осыпаются листья вишневого сада и тревожно стучат по стек­лам крупные капли летнего дождя. Сама природа как бы оп­лакивала умирающего Чехова.

- Когда впервые зрители уви­дели этот спектакль?

- 9 июля 2004 года в театре проходил вечер, посвященный памяти А. П. Чехова, где впер­вые была показана «Последняя страница». Успех был потрясающим, поэтому мы решили, что спектакль должен жить, и включили его в репертуар текущего сезона.

            Во время беседы в кабинет директора вошел заслуженный артист России, председатель творческой коллегии театра Сергей ГЕРТ, который и осу­ществил постановку «После­дней страницы».

- Сергей Давыдович, почему выбраны именно последние годы жизни Чехова?

- Я никогда раньше не пи­сал сценариев. Это мой первый такой опыт. А тут вроде бы жизнь заставила. Многое при­шлось перечитать, что-то от­крыть для себя заново и ото­брать наиболее интересные и малоизвестные факты из жиз­ни Чехова. Мы остановились на последних семи годах его жиз­ни. Они вобрали в себя и смерть брата, и поездку на Сахалин, и женитьбу на актрисе Худо­жественного театра Ольге Книппер, и обострение туберкулеза, и связанную с этим бесконеч­ную череду переездов: Ялта, Москва, опять Ялта и, наконец, Баденвайлер. Как-то Чехов произнес мистическую фразу: «Теряем мы жизнь. Что-то бу­дет с нами через семь лет?» А через семь лет к нему пришла европейская известность и с ней - смерть.

- С какими трудностями вам пришлось столкнуться при по­становке спектакля?

- Трудностей хватало. Здесь и дефицит времени, и сложности с выбором музыкального офор­мления, и непростое световое решение спектакля. Все это име­ет немаловажное значение. Кро­ме того, это несвойственный для драматического артиста жанр - литературный вечер. Большую работу проделал заслуженный артист России Александр Топольсков, который выступил в качестве режиссера нашей поста­новки. Работа над вечером занимала много времени и сил. Но все это доставляло нам огромное моральное удовлетворение – мы делали одно общее дело!

 

В. Мартов

Таганрогская правда. – 2005. – 26 марта. – С.5

 

 

Чехов, Яков, Ротшильд и смысл земного бытия

 

Расширяются и укрепляются связи чеховского театра с ведущей российской режиссурой, в данном случае из Воронежа. Таганрожцам хорошо известны спектакли, поставленные лауреатом Государственной премии Анатолием Ивановым.

Теперь художественный руководитель Воронежского камерного театра Михаил Бычков поставил спектакль «Скрипка Ротшильда».

Несколько лет назад Бычков поставил спектакль по этой пьесе, будучи главным режиссером Воронежского ТЮЗа. Воронежцы привозили его в Таганрог весной 1993 года на I Международный Чеховский фестиваль «На родине Чехова». Спектакль произвел впечатление, и дирекция театра попросила Бычкова перенести его на таганрогскую сцену.

И кажется сегодня, что спектакль тот и как будто не совсем тот. Остался общий рисунок, художественная структура, основанная на рассказе А.П. Чехова, витебских мотивах живописи Марка Шагала «Русской песне» из оперы Стравинского «Мавра».

Но сместились смысловые акценты, трагичнее и обнаженнее звучат вопросы, остающиеся без ответа.

В центре спектакля тема: повседневный ход жизни, нарушенный внезапной болезнью, смертью.

В результате этого катаклизма по решению режиссера духовный мир неожиданно возвышается над миром практическим.

Последовательно воплощают эту мысль участники спектакля, сплоченные Бычковым в тонкий актерский ансамбль.

На резких сменах настроения и эмоционального ритма удивительно точно и неожиданно для нашего пообвыкшего взгляда на актера создает трагический образ Якова (Борис Чибирев).

Гробовщик, ежедневно и равнодушно взирающий на чужие судьбы, неожиданно для себя самого столкнулся лицом к лицу со Смертью, перевернувшей все его устоявшиеся представления о прошедшей жизни.

Актеру удается обобщить образ до чеховского абсурда, когда убытки, которые он постоянно подсчитывал в материальном мире, словно бы цифры, оставшиеся в уме, перешли в разряд духовных невозвратимых потерь. Открытие бессильное, оно не улучшает будущее, оно ухудшает прошлое.

При почти полном отсутствии текста стилистически тонко воплощает образ жены Якова Марфы (Зоя Пухлякова). Ее душевно онемевшая при жизни героиня расцветает только во снах-воспоминаниях.

Крошечная роль у Александра Черенкова, но ему удается подняться до поэтического образа персонажей шагаловских картин. Принципиально важен образ доктора Максима Николаевича в исполнении заслуженного артиста России Анатолия Феденко. Он возвышается над несчастными героями роковым безучастным и неумолимым монолитом.

По служебной роли в спектакле этот образ напомнил мне знаменитый занавес в известном спектакле Театра на Таганке «Гамлет».

Результатом раздумий постановщика и актеров стало трагическое осознание, что деловая практика человека поглотила его внутренние силы

Но как награда за страдание - озарение души осталась жить и страдать прекрасной вечной песней скрипка Якова, завещанная им бедному еврею Ротшильду (В. Егельский). Подробность внутреннего проживания, образа Ротшильда удалось актеру сплавить с обобщенной поэзией спектакля. Это одна из лучших ролей Василия Егельского, актер не в первый раз убеждает, что в сотрудничестве с большой режиссурой он способен решать задачи большой художественной значимости. Метафоризм спектакля «Скрипка Ротшильда» сродни космосу, где воедино сплавились удивленные духовные пропорции Шагала, фантастические красные домики-миражи, гроб-часы, куда незаметно уходит Марфа, осененные синим крылом, изломанная пластика и летящий облик действующих лиц (художник М. Бычков). Все слилось в поэтический образ жизни-мечты, изначально идеально задуманной Творцом и катастрофически загубленной Человеком.

...Чехов, Шагал, Стравинский - великие провидцы, прозревшие страшный век, сегодня на его исходе помогают лучше разглядеть жесткие контуры нашего трагического бытия.

Горькую же правду узнаем мы о себе.

 

 

В. Глушко

Таганрогская правда. – 1998. – 7 апр. – С. 3  

 

 

                    

Под таким заголовком 16 января 1945 года наша газета напечатаю рецензию на первый послевоенный спектакль об­новленного Таганрогского государственного драматического те­атра имени А.П. Чехова «Три сестры». Автором публикации был известный писатель, таганрожец Иван Дмитриевич Ва­силенко.

В чем же заключалось «обнов­ление» театра? Годом раньше, в июле 1944 года, постановлени­ем Совета Народных Комиссаров СССР нашему театру было при­своено имя А.П. Чехова. Имя при­своили, театр существовал, а вот труппы, по существу, не было, да и драматического искусства, по большому счету, тоже. Война прошлась и по театральным под­мосткам. После освобождения Таганрога на сцене театра рабо­тала оперетта, выступали гастро­лировавшие по стране популяр­ные артисты эстрады, театра и кино.

И вот спустя некоторое вре­мя выходит постановление пра­вительства о направлении выпус­кников Государственного инсти­тута театрального искусства име­ни А.В. Луначарского в Таганрог­ский драматический театр. Эта честь выпала на долю молодых артистов, окончивших в 1944 году курс народного артиста СССР М.М. Тарханова, воспи­танников заслуженного артиста РСФСР В. В. Белокурова и педа­гога В.И. Мартьяновой. В творчес­ком багаже начинающих артис­тов имелись спектакль «Три сес­тры» (дипломная работа курса - прим. авт.) и еще два отрепети­рованных спектакля: «Мещане» М. Горького и «Странный джен­тльмен» Ч. Диккенса. Но начинать решили с «Трех сестер», все-таки родина Чехова.

Известно, что А.П. Чехов, вопреки порицаниям театраль­ных критиков, выписывал роли для конкретных исполнителей - актеров Московского художе­ственного театра. Так, например, Ольгу сыграла М.П. Савицкая, Машу - О.Л. Книппер, Ирину - М.Ф. Андреева, Вершинина -К.С. Станиславский, Тузенбаха -В.Э. Мейерхольд и В.И. Качалов. Что интересно, премьера мхатовских «Трех сестер» тоже со­стоялась в январе (31-го) 1901 года. Спектакль прожил корот­кую, но яркую жизнь, и наряду с «Чайкой» стал одним из сим­волов художественного театра. Вскоре он сошел со сцены и был возобновлен только в 1938 году к 40-летию МХТ.

Но вернемся в январь 1945 года. Перед молодыми, теперь уже таганрогскими, актерами стояла далеко не простая задача. Одно дело - выступать в камерном зале института, пусть даже  перед самым искушенным зри­телем - педагогами, актерами-профессионалами,  корифеями академической сцены. Другое дело - городской театр с самым что ни на есть рядовым зрите­лем, но истосковавшимся по большому искусству. В этот зимний вечер 10 января в театре все было впервые. Впервые после четырех лет войны открылся те­атральный сезон, впервые зри­тели увидели нестареющую че­ховскую пьесу и впервые на ис­торическую сцену вышли акте­ры, которым суждено было от­крыть новую страницу в летопи­си Чеховского театра.

У постановщиков «Трех сес­тер», режиссеров В. И. Мартья­новой и В.В. Белокурова, тоже были свои проблемы. Во-пер­вых, спектакль надо было трансформировать для широкой публики на сцене профессио­нального театра, во-вторых, играть его надо было уже ина­че, не так, как во времена «пер­вого поколения» актеров МХТ, не копировать и не повторять­ся, в-третьих, пришлось произ­вести некоторую замену акте­ров и ввести второй состав ис­полнителей.

Кстати, у многих сложилось представление, что В.В. Белоку­ров в силу своего высокого зва­ния и авторитета играл первую скрипку в режиссуре. На самом деле это не совсем так. Влади­мир Вячеславович больше был «шеф-режиссером»: он утверж­дал исполнителей, ведал репертуаром, имел прямые свя­зи с правительством и ко­митетом по делам искусств. Фактически он был худо­жественным куратором те­атра. А Валентина Иванов­на работала непосредствен­но с актерами, вела репе­тиции, разрабатывала рисунок роли, ставила мизансце­ны. И, как педагог, совершен­ствовала мастерство своих пи­томцев. Вот почему на театраль­ной афише ее фамилия стояла первой, а потом уже В.В. Бело­курова. Но это так, к слову.

Роли были распределены по­чти так же, как в дипломном спектакле. Ольга - Нина Подовалова (Нина Федина), Маша - Елизавета Солодова, Ирина - Людмила Антонюк (Галина Вигулярная), Вершинин - Алексей Глазырин, Тузенбах - Юлий Са­зонов, штабс-капитан Соленый - Сергей Лавров. А вот с ролью няньки Анфисы вышел казус. В студенческом спектакле Анфи­су играла Ольга Воробьева, а когда в Таганроге приступили к репетициям, Белокуров рас­порядился отдать эту роль дру­гой актрисе. Ольга Николаевна очень расстроилась, ведь было затронуто самое сокровенное - актерское самолюбие. Просить Белокурова было бесполезно, своих решений он не менял. Анфису Ольга Воробьева все же сыграла спустя 25 лет, в юби­лейном спектакле в постановке того же В. В. Белокурова, но уже - народного артиста СССР, профессора ГИТИСа и ВГИКа.

По-разному сложились актерские судьбы первых исполнителей «Трех сестер». Большинство из них в 50-60-е годы покинули стены родного театра, кто вернулся в Москву, кто-то выехал на Украину, в Таганроге остались немногие. Это прежде всего О.Н. Воробьева, В.А. Волков, С.С. Лавров, В.А. Шагов, которых, к великому сожалению уже нет с нами. Дольше всех проработала в нашем театре Варвара Михайловна Нагорова, которая в том памятном спектакле сорок пятого года сыграла небольшую роль горничной. Сегодня она на заслуженном отдыхе и готовится в наступившем новом году отметить свое 80-летие.

В театральном сезоне 1969-70 гг. спектакль «Три сестры» восстановлен на сцене нашего театра заслуженным деятелем искусств РСФСР С.С. Лавровым, а в 1992 году заново поставлен режиссером Алексеем Говорухой. И это вновь был «спектакль молодости», потому что в нем играли молодые актеры, пришедшие в театр в конце 80-х - начале 90-х годов. Преемственность поколений продолжилась

 

В. Мартов

Таганрогская правда. – 2002. – 10 янв. – С.3 

 

     

К 100-летию постановки пьесы

 

Пьеса «Чайка» была рож­дена Чеховым для провала и для триумфа. Провал пьесы в Александрийском театре в Пе­тербурге наряду с разными при­чинами объяснялся и традици­онным подходом к пьесе. Ста­ниславский писал, работая над мизансценами чеховской «Чай­ки»: «Я понимаю пока только, что пьеса талантлива, интерес­на, но с какого конца к ней под­ходить - не знаю». И если вспомнить момент творческого зарождения пьесы, то обнару­живается, что и сам автор дол­гое время не мог к ней подойти: он твердо решил написать пье­су, но она не писалась, как буд­то ускользала.

Чуть ли не два года по­вторяет Чехов, что намерен писать пьесу, и ...не пишет. А когда он обнаруживает, что пьеса пишется, он понимает, что это будет «что-нибудь странное». Чехов сообщает А.С. Суворину: «Можете себе представить, пишу пьесу, кото­рую кончу, вероятно, не рань­ше как в конце ноября. Пишу ее не без удовольствия, хотя страшно вру против условий сцены. Комедия, три женских роли, шесть мужских, четыре акта, пейзаж (вид на озеро); много разговоров о литературе, мало действия, пять пудов любви».

В ноябре пьеса, как и предполагалось, завершена, и опять письмо, адресованное А.С. Суворину: «Ну-с, пьесу я уже кончил. Начал ее forte и кон­чил pianissimo - вопреки всем правилам драматического ис­кусства. Вышла повесть. Я бо­лее недоволен, чем доволен, и, читая свою новорожденную пье­су, еще раз убеждаюсь, что я совсем не драматург».

Пьесу читают близкие, друзья, знакомые, «профессорско-литературная компания», как характеризует ее Т.П. Щепкина-Куперник. И добавляет: «...пьеса удивила своей новиз­ной и тем, кто ...признавал толь­ко эффектные драмы Сарду и Дюма и пр., - понравиться, ко­нечно, не могла...»

В период прохождения «Чайки» через театральную цензуру автор назвал ее как-то «злополучной пьесой». Репети­ции «Чайки» в Александрийском театре тоже приносят ему одни огорчения. «Ничего не выйдет, - говорил он. - Скучно, неинте­ресно, никому это не нужно. Ак­теры не заинтересовались, зна­чит, и публику они не заинтере­суют». Но, конечно, автор и предполагать не мог того, что случилось на премьере в Алек­сандрийском театре. Пьеса была не поставлена, а скорее вытолкнута на сцену после на­значенного дирекцией срока подготовки в девять дней.

«Пьеса шлепнулась и про­валилась с треском. В театре было тяжелое напряжение недо­умения и позора. Актеры играли гнусно, глупо. Отсюда мораль: не следует писать пьес», - скажет Чехов брату Михаилу Павлови­чу. А в письме к Марии Павловне уточнит: «Вчерашнее происше­ствие не поразило и не очень огорчило меня, потому что я уже был подготовлен к нему репети­циями - и чувствую я себя не осо­бенно скверно».

В «Неделе» появляется статья «Мысли и встречи» (под­пись: В.Г.) по поводу рецензии о первом спектакле «Чайки»: «...Кому какое зло мог сделать Чехов, кого обидеть, кому поме­шать, чтобы заслужить ту зло­бу, которая на него неожиданно кое-откуда выступила? Неужели для этого достаточно быть та­лантливым, любимым, знамени­тым?» Хору отрицательных, а то и просто глумливых отзывов в печати противостояли лишь одинокие голоса.

И тем неожиданнее и при­ятнее было сообщение П.Ф. Иорданова в письме от 12 де­кабря 1896 года: «Вашу «Чайку» играли в Таганроге очень хоро­шо и с большим успехом. Не понравилась она только одному прогоревшему в прошлом году таганрогскому антрепренеру, ныне заведующему редакцией «Таганрогского вестника» и пи­шущему фельетоны под псев­донимом доктора Штокмана. Я думаю, что он остался ею недо­вольным только потому, что она дала полный сбор, а сердце прогоревшего антрепренера не может переварить такого успе­ха нынешней антрепризы. Шла Ваша «Чайка» с очень хорошим ансамблем.

Большой успех имела она и в Ростове, и в Новочеркасске. Играли ее по экземпляру, выпи­санному из театрального отде­ла «Новостей». За пьесу «Ново­сти» взыскали с нашего антреп­ренера 25 рублей. Как видите, окативши пьесу ушатом помоев, «Новости» делают на ней хоро­ший гешефт».

В письме к брату Г.М. Че­хову Антон Павлович с удивле­нием спрашивает: «Моя «Чай­ка» нигде еще не была напеча­тана. Был у меня один рукопис­ный экземпляр, но я отослал его в Киев, где пьеса имела боль­шой успех. По какой же рукописи играли в Таганроге? Вообра­жаю, что и как они играли!» Георгий Митрофанович ответил: «По газетам видно, что «Чайка» в Таганроге, Ростове и Новочер­касске прошла с большим успе­хом, так что роль Нины Зареч­ной выдвинула премьершу та­ганрогской труппы Синельнико­ву».

И спустя несколько лет Антон Павлович не забыл о сво­ем городе, об успехе «Чайки» на сцене таганрогского театра в те тяжелые для него дни. Он меч­тал о том, чтобы земляки уви­дели великолепную постановку пьесы в исполнении Художе­ственного театра.

Потребовалось несколько лет и блистательная постанов­ка «Чайки» в новорожденном Художественном театре, чтобы то, что ощущалось как реши­тельный недостаток чеховских пьес, стало наконец осознавать­ся в своем истинном качестве: как достоинство, как новая сту­пень, на которую, сблизившись с великой русской прозой, под­нялась чеховская драматургия.

 

С. Щеглова

Таганрогская правда. – 1997. – 29 янв. – С. 

 

         

29 января    исполняется 122   года   со  дня   рождения       нашего       великого    земляка     А.   П.     Чехова. В этот      день      в ордена «Знак Почета» драматическом театре имени А. П. Чехова состоится премьера          спектакля «Черный монах» по мотивам одноименного чеховского рассказа. Помощник главного режиссера театра по литературной части В. А. Глушко рассказывает о  процессе   создания   спектакля.

Постановщик спектакля «Черный монах» — главный режиссер театра Георгий Всеволодович Цветков, он же и автор инсценировки этого
«фантастического»    рассказа. Оформил спектакль главный, художник театра, заслуженный работник культуры. РСФСР Николай Николаевич Левада. Исполнитель роли Коврина — артист Александр Топольсков.

Другие исполнители    основных ролей: заслуженный артист РСФСР Анатолий   Ионов  (черный монах), артисты Владимир Гармашов (садовник  Песоцкий и Зоя Ивченко    (Татьяна Песоцкая).

Между тем, в спектакле действующих лиц множество: переводя литературную структуру рассказа в драматическую, режиссер - постановщик и автор, инсценировки не ограничился сюжетом рассказа «Черный монах».

...Заглянем в полутемный зрительный зал и тихо, чтобы не мешать течению репетиции, сядем в кресло и последим за процессом рождения спектакля.

На сцене возведен светлый дом Песоцкого, садовника, известного своими яблоками на всю Россию. Все в нем дышит светом и радостью. Цветущие яблони проникают всюду, врываясь нежным цветом в интерьер дома.

Но в этой атмосфере диссонансом прозвучали исповеди людей, глубоко не удовлетворенных своим положением, хотя, по мнению социально более обездоленных, они должны были быть счастливы на своем месте.

Рванулся  в глухой  тоске купеческий сын" (артист В. Коленко), с тихой грустью и затаенной болью прозвучала исповедь больной барыни (артист
ка Н. Мёжанская). И так страшно прозвучала  в устах Коврина, доверительно склонившегося к Тане, легенда о черном монахе.   

Репетиция первого действия прошла внешне благополучно, спокойно, без остановок и замечаний режиссера, но было видно, что он глубоко не удовлетворен просмотренным материалом.

Это первый прогон. Впереди еще много работы, а пока все свободны, до следующей репетиции.

На следующий день репетируют второе действие. По кускам, тщательно выверяя подводное течение мыслей автора и героев, мизансцены, темпо, ритм эпизодов, каждую интонацию актеров.

Как, однако, изменился внешний облик дома Песоцкого! Кажется, что мы попали в другой мир. Деревья еще недавно так радостно    протягивавшие свои цветущие ветви, теперь словно скорчились  в тоскливом сиротстве. Зияют щели, словно мировые прорехи, в деревянной    конструкции сценического дома.

На всем лежит печать обреченности, и заброшенности.

На сцене подвыпивший купец (заслуженный,   артист  РСФСР  П. Палкин.)     исповедуется в  самой потаенной ненависти к собственной жене своему приятелю   (артист  С. Бершадский).

—        Стоп! Стоп!

Действие прерывается.

—        Все хорошо, если бы вы остались в той же мизансцене, — подсказывает    режиссер.

 — Здесь мне как-то неудобно сидеть, — жалуется Бершадский. — Вы потеряли то, что наработали. Не входите в состояние героя Палкина.      Вы же должны быть в полном контрапункте друг с другом. Это ведь Чехов.  Люди не слышат друг друга. И спокойнее.

Репетиция    продолжается...

—        А сейчас вы пошли - это уже относится    к заслуженной артистке РСФСР Н. Ергаковой  -  Первую часть   делаете правильно, через    улыбку..  Идет светская   игра,  хотя  предстоит трудный разговор..

Да, предстоит трудный разговор, разговор театра со зрителем, воспитанным на чеховских пьесах. Это прекрасно сознают не только постановщики и участники спектакля.  Об этом знают все работники театра. Поэтому вокруг спектакля создается особая атмосфера радостной требовательности, особой взыскательности.

Репетиционный  период походит к концу.  Наступает самая ответственная и волнующая пора, пора выпуска спектакля, пора   оценок, радости встречи со зрителями, пора неудовлетворенности и досады за то, что не удалось в полной мере воплотить задуманное,     пора настоящей     жизни спектакля - сценической.

 

Таганрогская правда. – 1982. – 30 янв. – С. 4

 

       

 

Спектакль по пьесе А. П. Чехова „Юбилей" в постановке

заслуженной артистки КБАССР С. А. Ливады прошел с большим успехом

 

«Выражается сильно российский народ! И если наградит кого словцом, то пойдет оно ему в род и потомство». Вещие гоголевские слова! Прошло почти полтора века, как излетели они из уст творца «Мертвых душ», а и сегодня живут во всей силе своей. Припечатал народ любителей строить вокруг своей деятельности декорацию якобы успехов хлестким словцом «показушники», «и как уже потом ни хитри и не облагораживай свое прозвище, ничто не поможет: каркнет само за себя прозвище во все свое воронье горло и скажет ясно, откуда вылетела птица».

Знаем мы, откуда вылетали такие птицы, не столь уж давно и как слетают они сегодня с насиженных гнезд, то бишь служебных постов, сметаемые ветром времени. И потому с большим удовольствием смотрели чеховский «Юбилей», поставленный на сцене театра имени А. П. Чехова в 127-летие со дня его рождения заслуженной артисткой КБАССР С. А. Ливадой.

«Шуткой в одном действии» назвал Чехов свою одноактную пьесу, но и шутки бывают разные. В этой, сценической, столько едкого смеха, в котором ясно слышатся и гоголевские, и особенно щедринские нотки — при всей неповторимости чеховского юмора, что режиссер, а вслед за ним и актеры имеют счастливую возможность импровизировать вольно, доходя до гиперболы, гротеска, И они этим пользуются с большой, по-настоящему творческой увлеченностью.

В этом премьерном «Юбилее» все к месту. И замечательный таганрогский колорит декораций, в которых сценограф спектакля, главный художник театра, заслуженный работник культуры РСФСР Н. Н. Ливада не только воссоздал знакомые всем торговые ряды, но и объединил столь же знакомой вывеской «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары» на «Лавке Чеховыx» и вывеской «Правление общества взаимного кредита.

Ул. Петровская, 32» Таганрог купеческий с народившимся тогда банковским.

И изобилие всего бумажного: от ядовито-зеленых листьев на пальмах, таскаемых служащими туда-сюда  в поисках эффекта респектабельности, и конторских книг, в которых с головой утонул бухгалтер Хорин, составляя юбилейный доклад, до множества венков, заказанных председателем правления банка Шипучиным. Они все, как мыши, закопавшиеся от жизни в этом бумажном, ненастоящем царстве, и будто подтверждая это сравнение, режиссер придумывает эпизод: один из служащих (А. А. Черенков) с криком человека, падающего в колодец, вскакивает и, схватив урну для бумаг, разбрасывает их по всей сцене. Переполох ужасный — там была мышь!

Не буду пересказывать известный всем сюжет, «герой» которого Шипучий, затевая помпезное — с оркестром, хором и т. п. — торжество в свою честь, и не подозревал, чем все это так плачевно для него закончится. «Желание выдать далеко не блестящее положение дел за процветание всегда этим кончается», — говорит театр.

Но как говорит! Шипучину в спектакле (И. Ф. Иванов) так не терпится скорее увенчать себя лаврами триумфатора, что фантазией режиссера рождается пролог — репетиция предстоящего величания. У Щипучина

все кое-как,     и    вот    свершает круг оркестр, собранный с бору по сосенке: солдат, пожарный и некто из обывателей с барабаном.

А что делают выстроившиеся в шеренгу служащие во фраках с венками! У одного венок дрожит в руках, у другого на шее, у третьего (В. Н. Коленко) висит на руке, как полотенце у официанта. Шипучий же в возложенном на его чело серебряном венке с золотыми листочками прохаживается, как римский Цезарь перед своим войском, добиваясь большей дрожи со слезой в голосе от читающего приветственный адрес распорядителя торжества (В. В. ВатровК И деловито вставляет между им же сочиненными фразами: «Аплодисменты». А в это время нестройное пение труб и «Многая лета», репетируемая хористами, озорно сливаются в какое-то   завывание...

Но вот кончилась репетиция, отмахал белым платочком оркестру, как тамбурмажор жезлом, распорядитель. И самое бы время Хирину (П. Ф. Бондаренко) закончить доклад, в котором он видит между строк обещанные за парад мнимых цифр триста рублей наградных и жетон — ан нет! Бурей влетает жена Шипучина Татьяна Алексеевна (Е. И. Хакало), а за нею Мерчуткина (заслуженная артистка РСФСР     О.    Н.  Воробьева), и начинается знаменитая веселая круговерть, закончившаяся так неожиданно.

Удивительно простыми, на взгляд, движениями и интонациями создает П. Ф. Бондаренко новый для нас образ Хирина, в котором проглядывает в финале нечто трагическое. Ведь он один труженик в этом царстве пустозвонов и пустоплясов, доведенный ими чуть ли не до умопомешательства.

Да такие и доведут! С одной стороны, Татьяна Алексеевна, которая ничего, кроме «недурненьких» молодых людей и плясок (танцы в постановке Н. С. Лавриненко), ничего знать не хочет, да уже и не способна. С другой, вовсе не традиционно хилая, а румяная и наступающая, как танк, на Шипучина Мерчуткина, требующая — вынь да положь — пятнадцать рублей ни за что ни про что.

Тут все играет — и чемодан типа сундука, с которым вбегает прямо с поезда Татьяна Алексеевна и которым потом обороняется от осатаневшего Хирина. и корзина цветов для юбиляра, которую она с милой бесшабашностью водружает Хирину на стол.

И мышь, спасаясь от которой на руках служащего (В. Н. Коленко), Татьяна Алексеевна — о, сила привычки! — истерически содрогаясь от страха, тут же гладит его по голове и целует, целует...

Напрасно репетировал Шипучий,   напрасно    служащие возлагали   венки к его стопам,  обкладывая их, как памятник.    Явившаяся      наконец   делегация членов банка (А. П.     Топольсков,     Ю. Д. Ульяненко,    Л. Г.    Назарян) при всем почтении  к своему председателю не в силах не заметить странного хаоса вокруг.     Смешались    на полу справки,    принесенные Мерчуткиной, листы так и не состоявшегося доклада,  платья из чемодана   и...  неподвижное тело Татьяны Алексеевны. И  смущенно  уходят.

Уходим и мы с ощущением праздника.    Спасибо вам за него, чеховцы!

 

А. Андрианов

Таганрогская правда. – 1987. – 7 фев. – С. 3

 

 

 

От "Иванова" до "Последней страницы"

Дни рождения А.П. Чехова для таганрожцев всегда событие, особенно когда случаются знаменательные даты. Вот и в этом году 29 января нашему величайшему земляку исполняется 145 лет. Этому событию посвящается декада разнообразных ме­роприятий, проводимых под эгидой отдела культуры городской администрации. Творческие подарки подготовили Центральная городская библиотека имени А.П. Чехова, Литературный музей А.П. Чехова, детская библиотека имени Горького, детская ху­дожественная школа имени С. Блонской, художественный му­зей, литературно-музыкальное объединение «Муза» и другие творческие коллективы и учреждения культуры города

Особое место в панораме праздничных дней занимает драматический театр имени А.П. Чехова, который к юбилею пи­сателя осуществил постановку чеховской пьесы «Иванов». Пре­мьера спектакля состоится в день рождения драматурга - 29 января. Что интересно, к этой пьесе театр обращался и в год 100-летия А.П. Чехова (возоб­новленная постановка В.И. Мартьяновой и С.С. Лаврова), и к 120-летию со дня рождения писателя (постановка В.И. Не­нашева). Современного «Ива­нова» реализовал на сцене на­шего театра московский режис­сер, заслуженный деятель ис­кусств России Ювеналий Калантаров.

Оставаясь верным чеховско­му наследию и установившей­ся традиции, театр в разные годы к дням рождения писате­ля-земляка ставил и другие произведения Чехова: «Вишне­вый сад» (1950), «Черный мо­нах» (1982), «Душечка» (1985), «Предложение» (1986), «Юби­лей» (1987)... А вот спектакли «Архиерей» и «Каштанка» в этом году отметят первые «круглые» даты. Ровно десять лет назад, 29 января 1995 года, на сцену впервые вышел «Ар­хиерей» в постановке Владими­ра Бабаева и Валерия Русано­ва, а в мае того же года - «Каш­танка» (режиссер-постановщик Владимир Рогульченко), кото­рая до сих пор идет на сцене театра и радует таганрогскую детвору.

Нельзя не вспомнить в эти дни и чеховского «Лешего» в постановке народного артиста России Анатолия Иванова. Явившись таганрогской публи­ке пять лет назад, спектакль по-прежнему уверенно занимает почетное место в репертуарной афише, став визитной карточ­кой Чеховского театра. В свое время «Леший» получил высо­кую оценку на 1-м Междуна­родном театральном форуме «Золотой Витязь», который проходил в Москве в ноябре 2003 года.

В минувшем 2004 году теат­ральная общественность горо­да отмечала 60-летие со дня присвоения театру имени А.П. Чехова. В Баденвейлере, где про­шли последние часы жизни Антона Павловича, наши арти­сты показали новую инсцени­ровку рассказа Чехова «Пред­ложение» в постановке актеров театра. Возвращаясь к предсто­ящим юбилейным дням, сле­дует сказать, что программа праздничных мероприятий, по­священных 145-й годовщине со дня рождения А.П. Чехова, за­вершится 30 января спектаклем «Последняя страница», постав­ленным заслуженными артис­тами России Сергеем Гертом и Александром Топольсковым по письмам Чехова к О.Л. Книппер-Чеховой. Зрители увидят и услышат «живого» Чехова-че­ловека, без «хрестоматийного глянца» и мемориального оре­ола.

 

В. Мартов

Таганрогская правда. – 2005. – 22 янв. – С.3

 

 

 

День рождения А.П.Чехова – это всегда событие в жизни его - родного города, тем более если это «круглая» дата. В эти дни в мемориальных музеях города пройдут традиционные литературно-музыкальные вечера с непременным распитием чая с крыжовенным вареньем и сдобными пирогами. Прозвучат  любимые писателем романсы и классическая музыка того времени. А в январском репертуаре нашего ме­мориального найдут отра­жение вечные чеховские мотивы.

Говоря о Чехове-драматурге, как не вспомнить постановку его пьес на сцене нашего театра. Еще при жизни Антона Павловича большин­ство его произведений с большим успехом шло в Таганроге: «Пред­ложение» (1890), «Медведь» (1892), Чайка» (1896), «Дядя Ваня» (1898, 1903), «Иванов» (1899), «Три сестры» (1901), «Свадьба» (1903), «Виш­невый сад» (1904).

В феврале 1927 года в городе широко отмечался 100-летний юбилей театра. В торжествах принимала участие большая группа ведущих артистов Московского Художе­ственного театра: ОЛ. Книппер-Чехова, И.М. Москвин, Н.П. Хмелев, А.К. Тарасова и другие. Специаль­но к юбилею таганрожцы постави­ли «Дядю Ваню» (режиссер-постановщик С. Д. Орский).

Спустя восемь лет в Таганроге вновь собирается цвет Московско­го Художественного театра, чтобы отметить 75-летие со дня рож­дения А. П. Чехова.              26 мая 1935 года в театре состоялся большой вечер, на котором мхатовцы показали отрывки из «Чайки», «Иванова», «Вишневого сада». В эти же дни на сцене театра успешно прошел спектакль «Дядя Ваня», поставленный чеховцами.

10 января 1945 года открылась новая страница в истории нашего театра. В этот зимний вечер на исторической сцене дебютирова­ли выпускники Московского госу­дарственного института театраль­ного искусства, ученики тогда еще заслуженного артиста РСФСР В.В. Белокурова и педаго­га В. И. Мартьяновой. С чеховских  «Трех сестер» началась яркая творческая биография Л. Антонюк, О Воробьевой, В. Волкова, А. Глазырина, С. Лаврова, Н. Подоваловой, Е. Солодовой и других актеров, ставших впоследствии знаменитыми в театральном мире.

С легкой руки В.В. Белокурова чеховский репертуар не сходит со сцены нашего театра. В театраль­ном сезоне 1952/53 г. В.В. Белоку­ров и В.И. Мартьянова ставят «Иванова», где заглавную роль исполнил С. Лавров, к тому времени уже главный режиссер театра. Через семь лет он восстановит этот спектакль к 100-летию со дня рож­дения А.П. Чехова. В сезоне 1958/ 59 г. он же поставил «Чайку», а в 1960 году пьесы «Иванов» и «Виш­невый сад» были представлены мос­ковскому зрителю на сцене Крем­левского театра.

Незабываемым событием в жиз­ни театра было празднование в 1970 году 25-летнего юбилея по­становки «Трех сестер». В родной театр съехались первые исполни­тели спектакля того самого побед­ного сорок пятого года. Таганрожцы вновь увидели любимых арти­стов своей молодости. Зал стоя ру­коплескал и ветеранам, и моло­дым исполнителям восстановлен­ного спектакля.

С приходом в театр нового главного режиссера, заслуженно­го деятеля искусств РСФСР B.C. Цесляка, чеховская тематика при­обрела особое звучание. В юбилей­ный год 150-летия театра на сце­ну в четвертый раз «вышел» «Дядя Ваня» (режиссеры Ю. Еремин, П. Хомский) и вновь взлетела долгожданная «Чайка» (режиссер B.C. Цесляк).

В конце 80-х в театре появи­лись столичные режиссеры-ре­форматоры. Они привнесли в нашу размеренную провинциальную жизнь свое понимание чеховских идей. Московский режиссер Ю. Калантаров в пятый раз ставит «Дядю Ваню» (сезон 1989/90 г.) и шокирует таганрогскую публику собственной версией «Вишнево­го сада» (сезон 1990/91 г.). Ре­жиссер А. Урбанович интерпре­тирует «Чайку» (сезон 1989/90 г.), а  А. Говоруха  «Трех сестер» (се­зон 1992/93 г.).

За минувшие полвека на сцене театра были поставлены почти все пьесы А.П. Чехова, инсценирова­ны наиболее интересные его рас­сказы, такие как «На большой до­роге», «Душечка», «Черный мо­нах», «Каштанка», «Скрипка Рот­шильда».

Мы не погрешим против истины, если скажем, что на чеховской дра­матургии выросло современное по­коление актеров нашего мемори­ального: заслуженные артисты Рос­сии П. Бондаренко, И. Гриценко, А. Топольсков, А. Феденко, Е. Федо­ровская, артисты В. Егельский, 3. Маслова, В. Рублевский, А. Черенков, Б. Чибирев и другие.

Лидирует «Дядя Ваня»

«Чайка» и «Иванов» ставились на таганрогской сцене три раза; «Вишневый сад» и «Три сестры» - четыре раза; «Дядя Ваня» - пять раз.

           

Грани месяца. – 2000. - №1. – С.37

 

 

 

Список литературы

1. Авдеева Л. Раздумья о человеке: [о спектакле «Иванов»] //Таганрогская правда. – 1985. – 20 фев. – С. 3
2. Аверина Н. Фарс о Фирсе, или «До свидания», Чехов: [о спектакле «Вишневый сад»] //Молот. – 1991. – 6 апр. – С.2
3. Агеев С. «Скрипка Ротшильда» играет для всех: [о спектакле] //Город. – 1998. – 4 нояб. – С. 5
4. Андрианов Г. «Архиерей»: смятение души: [о премьере спектакля] //Таганрогская правда. – 1995. – 22 фев. – С. 3
5. Андрианов Г. Безлюбовность убивает: [о спектакле «Три  сестры»] //Таганрогский вестник. – 1993. – 6 нояб. – С. 3
6. Василенко И. Спектакль молодости: [«Три сестры»] //Вехи Таганрога. – 2001. - № 9. – С. 58-59
7. Волошин В. «Чайка», «Дядя Ваня», «Иванов» и другие: [постановка чеховских пьес на сцене таганрогского театра] //Таганрогская правда. – 2000. – 29 янв. – С. 3
8. Глушко В. Чехов и театр: [история постановок чеховских произведений] //Вехи Таганрога. – 2001. - № 9. – С. 21-26
9. Дубина Е. В театре зазвучит «Скрипка Ротшильда»: [премьера в театре имени А. П. Чехова] //Город. – 1998. – 17 марта. – С. 7
10. Исхакова К. «Дядя Ваня» хороший и пригожий //Таганрогский вестник. – 1993. – 24 апр. – С. 4
11. Коробков С. Украли дом: [о спектакле «Леший»] //Городская площадь. – 2000. – 18-25 окт. – С.13
12. Мартов В. Встать, «суд» идет!, или страсти по «Лешему» //Город. – 2000. – 11 нояб. – С.3
13. Мартов В. «Иванов»: какой он будет? : [интервью с режиссером Ю. А. Калантаровым о шести постановках «Иванова»] //Таганрогская правда. – 2005. – 15 янв. – С. 2,7
14. Мартов В. «Леший» 110 лет спустя //Таганрогская правда. – 2000. – 23 сент. – С. 3
15. Мартов В. Спектакль далеко не развлекательный: [о спектакле «Скрипка Ротшильда»] //Грани месяца. – 2000. – № 2. – С. 38
16. Скуратовский В. «… Звук, точно с неба»: «Вишневый сад» А. П. Чехова. Постановка Ю. Калантарова. Театр имени А. П. Чехова, Таганрог //Таганрогский вестник. – 1993. – 9 окт. – С. 3
17. Ярыгина Г. Таганрог. Театр. Чехов: [о премьере спектакля «Иванов»] //Молот. – 2005. – 25 марта. – С.2