Чехов и художники
«Искусство дает крылья и уносит далеко-далеко! Кому надоела грязь, мелкие грошовые интересы, кто возмущен, оскорблен, негодует, тот может найти покой и удовлетворение только в прекрасном».
Сегодня нам так близки и понятны слова великого писателя-земляка Антона Павловича Чехова.
Давайте полистаем страницы прошлого и, быть может, найдем в них «успокоение души» и веру в будущее.
Эпоха конца 19-го и начала 20-го веков во всех сферах социальной и духовной жизни была эпохой переломной. Только что закончился период страстного увлечения западноевропейским искусством, стало намечаться тяготение ко всему родному. Открылась эпоха «искания Руси». Искали наилучшего выражения того, что зовется «русским духом», искали «русской красоты», «русской природы».
Еще в пору студенчества А. П. Чехов шутливо говорил, что ему « вся московская живописующая юность приятельски знакома». Благодаря брату, учившемуся в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, он знакомится с товарищами Николая по училищу и особенно близко сходится с Левитаном и Коровиным.
Чехов и Левитан…. Вместе они провели лучшие годы юности, всегда оказывались рядом, когда нужна помощь, утешение, участие, искренне ценили и любили друг друга. Они были близки в своем восхищении описанной ими одинаково тихо и сдержанно родной землей, которая оживала в их произведениях – прекрасная и возвышенная.
Летом 1885 году Левитан жил в деревне Максимовке, недалеко от усадьбы Бабкино, где находилась семья Чеховых. В Бабкине еще более укрепилась большая искренняя дружба, продолжавшаяся всю жизнь. В эти годы был написан известный этюдный портрет А. П. Чехова. И для молодого писателя, и для молодого художника - это годы созревания их таланта. Много и упорно работая, они вместе с тем отдают дань молодости. О жизни в Бабкине, полной веселья, молодого озорства и напряженной творческой работы свидетельствуют письма А.П. Чехова.
Из письма к М.П.Чехову
10 мая 1885 г., Бабкино.
«Сейчас 6 часов утра. Наши спят… Тишина необычайная…Попискивают только птицы, да скребет что-то за обоями… Я пишу сии строки, сидя перед большим квадратным окном у себя в комнате. Пишу, и то и дело поглядываю в окно. Перед моими глазами расстилается необыкновенно теплый, ласкающий пейзаж: речка, вдали лес, Сафонтьево, кусочек киселевского дома… Пишу для удобства по пунктам:
…с) утром ставлю вершу и слышу глас: «крокодил!» Гляжу и вижу на том берегу Левитана… Перевезли его на лошади. После кофе отправился я с ним и с охотником (очень типичным) Иваном Гавриловым на охоту. Прошлялись часа 3 ? , верст 15, и укокошили зайца. Гончие плохие…
…i) Левитан живет в Максимовке. Он почти поправился. Величает всех рыб крокодилами и подружился с Бегичевым, который называет его Левиафаном. «Мне без Левиафана скучно!» – вздыхает Бегичев.
Из письма к Е. К. Сахаровой
28 июля 1886 г., Бабкино
«Со мной живет Левитан, привезший из Крыма массу (штук 50) замечательных (по мнению знатоков) эскизов. Талант его растет не по дням, а по часам».
Бабкино сыграло выдающуюся роль в художественном развитии творца русского пейзажа И. И. Левитана. Брат А. П. Чехова, Михаил Чехов, оставил интересные воспоминания об этом периоде:
«Случилось так, что когда мы проводили первое лето на даче в Бабкине, невдалеке от нас оказался на жительстве Левитан. У Левитана было восхитительное благородное лицо – я редко потом встречал такие выразительные глаза, такое на редкость художественное сочетание линий. У него был большой нос, но в общей гармонии черт лица это вовсе не замечалось. Женщины находили его прекрасным, он знал это и сильно перед ними кокетничал.
Левитан был неотразим для женщин, и сам он был влюблен необыкновенно. Его увлечения протекали бурно, у всех на виду, с разными глупостями, до выстрелов включительно. Один из таких его романов чуть не поссорил его с моим братом Антоном навсегда.
Жил в то время полицейский врач Дмитрий Павлович Кувшинников. Он был женат на Софье Петровне. Дмитрий Павлович с утра до вечера исполнял свои служебные обязанности, а Софья Петровна в его отсутствие занималась живописью. Это была не особенно красивая, но интересная по своим дарованиям женщина. Она прекрасно одевалась, умея из кусочков сшить себе изящный туалет, и обладала счастливым даром придать красоту и уют даже самому унылому жилищу, похожему на сарай. Все у них в квартире казалось роскошным и изящным, а между тем вместо турецких диванов были поставлены ящики из-под мыла и на них положены матрацы под коврами. На окнах вместо занавесок были развешаны простые рыбацкие сети.
В доме Дмитрия Павловича собирались всегда много гостей: и врачи, и художники, и музыканты, и писатели. Были вхожи в эту семью два художника: Левитан и Степанов. Софья Петровна брала уроки живописи у Левитана.
Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в Саввинскую слободу около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Левитан уехал на Волгу и… с ним вместе отправилась туда и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица. Среди наших друзей и знакомых уже стали определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Стало казаться, что муж догадывался и молча переносил свои страдания. По-видимому, и Антон Павлович осуждал в душе Софью Петровну. В конце концов он не удержался и написал рассказ «Попрыгунья», в котором вывел всех перечисленных лиц. Смерть Дымова в этом произведении, конечно, придумана. Появление этого рассказа в печати подняло большие толки среди знакомых. Одни стали осуждать Чехова за слишком прозрачные намеки, другие злорадно похихикивали. Левитан напустил на себя мрачность, Антон Павлович только отшучивался и отвечал такими фразами: «Моя попрыгунья хорошенькая, а ведь Софья Петровна не так уж красива и молода. Поговаривали, что Левитан собирался вызвать Антона Павловича на дуэль. Ссора затянулась. Я не знаю, чем бы кончилось все это, если бы Т. Л. Щепкина-Куперник не притащила Левитана насильно к Антону Павловичу и не помирила их».
Вспоминает Михаил Павлович и эпизод из жизни И. Левитана, послуживший сюжетом для его пьесы «Чайка»:
«Где-то на одной из северных железных дорог, в чьей-то богатой усадьбе жил на даче Левитан, он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство, он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Павлович был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам. Эти два мотива выведены Чеховым в «Чайке».
Из года в год у Левитана развивалась тяжелая болезнь. Зимой 1899 г. состоялась последняя встреча Чехова и Левитана. В то время Чехов жил в Ялте. Старые друзья встретились постаревшими, отчужденными. Левитан ходил, тяжело опираясь на палку, задыхался, всем говорил о близкой смерти. Антон Павлович тосковал по Москве, по северу, вспоминал заснеженные поля, леса. В один из вечеров больной Левитан попросил у Чехова кусок картона и за полчаса набросал на нем масляными красками вечернее поле со стогами сена. Этот этюд Чехов вставил в камин около письменного стола и часто смотрел на него во время работы.
Зима в Ялте была сухая, солнечная, с моря дули теплые ветры. Левитан вспоминал свою первую поездку в Крым.
Из письма А. П. Чехову.
Ялта, 24 марта 1886 г.
«Дорогой Антон Павлович, черт возьми, как хорошо здесь! Представьте себе теперь яркую зелень, голубое небо, да еще какое небо! Вчера вечером я взобрался на скалу и с вершины взглянул на море, и знаете ли что, - я заплакал, и заплакал навзрыд; вот где вечная красота, и вот где человек чувствует свое полнейшее ничтожество! Да что значат слова, - это надо самому видеть, чтоб понять! Чувствую себя превосходно, как давно не чувствовал, и работается хорошо (уже написал семь этюдов, и очень милых), и если так будет работаться, то я привезу целую выставку. Ну, как живете, здоровы ли Ваши, скоро ли думаете ехать в деревню? Но, конечно, верх восторга было бы то, если б Вы сюда приехали, постарайтесь, это наверняка благодатно подействует на Вас.
Пишите подробнее.
Ваш Левитан».
Ему, смертельно больному, захотелось опять в горы, но ему отказали – разреженный горный воздух мог оказаться для него смертельным. Ялта не помогла, Левитан вернулся в Москву. Он почти не выходил из своего дома в Трехсвятительском переулке. 22 июля 1900 года он умер.
Левитан был слишком честен, чтобы не видеть народных страданий. Он стал певцом громадной нищей страны, певцом ее природы. Он смотрел на эту природу глазами измученного народа, и в этом его художественная сила, и в этом отчасти лежит разгадка его обаяния.
Константин Алексеевич Коровин - живописец редкого многогранного дарования, создавший множество замечательных пейзажей, портретов современников, эскизов и декораций.
Объединяло художника Коровина и писателя Чехова любовь к русской природе, которая предстает в их творчестве нескончаемым очарованием во все времена года, и большая любовь к русским людям.
Коровин обладал писательским талантом. Он с молодых лет был непревзойденным рассказчиком, способный часами приковывать к себе внимание слушателей. А. П. Чехов был поражен этим качеством: «Два дня подряд приходили и сидели подолгу художники Коровин и Клодт; первый говорлив и интересен, второй молчалив, но и в нем чувствуется интересный человек» – писал Чехов.
В 1923 году Коровин выезжает за рубеж и ему никогда не суждено вернуться на Родину. Там у него открылся дар беллетриста. Отвечая на вопрос, как он стал писателем, Коровин говорил: « Был я болен, живописью заниматься не мог, лежал в постели и стал писать пером рассказы. Закрывая глаза, я видел Россию, ее дивную природу, людей русских, любимых мною друзей, чудаков, добрых и так себе – со всячинкой, которых любил, из которых «иных» уж нет, а «те далече», и они ожили в моем воображении, и мне захотелось рассказать о них».
Начинает свою литературную деятельность Коровин с воспоминаний о А. П. Чехове. Познакомились они в Москве. На углу ул. Дьяковской и Радовой, была гостиница «Восточные номера» – это были очень плохие меблированные комнаты. На нижнем этаже жил А. П. Чехов, студент университета, а наверху И.И. Левитан, ученик училища живописи, ваяния и зодчества. К.А. Коровин вспоминает: « когда мы вошли в гостиницу, Левитан сказал мне:
- Зайдем к Антоше (т.е. к Чехову)… В номере Антона Павловича было сильно накурено, на столе стоял самовар. Тут же были калачи, колбаса, пиво. Диван был завален листами, тетрадями лекций – Чехов готовился к выпускным экзаменам в университете, на врача. Он сидел на краю дивана. На нем была серая куртка, в то время многие студенты ходили в таких куртках. Кроме него в номере были незнакомые нам молодые люди – студенты.
Студенты горячо спорили, говорили, пили чай, пиво. Антон Павлович сидел и молчал, лишь изредка отвечал на обращаемые к нему вопросы.
Он был красавец. У него было большое открытое лицо с добрыми смеющимися глазами. Беседуя с кем- либо, он иногда пристально вглядывался в говорящего, но тот час же вслед опускал голову и улыбался какой-то особенной, кроткой улыбкой. Вся его фигура, открытое лицо, широкая грудь внушали особенное к нему доверие – от него как бы исходили флюиды сердечности и защиты… Несмотря на его молодость, даже юность, в нем уже тогда чувствовался какой-то добрый дед, к которому хотелось прийти и спросить о правде, спросить о горе, и поверить ему что-то самое важное, что есть у каждого глубоко на дне души.
Антон Павлович был прост и естественен, он ничего из себя не делал, в нем не было ни тени рисовки или любования самим собою. Прирожденная скромность, особая мера, даже застенчивость, - всегда были в нем».
Коровин часто навещал больного Чехова в Ялте, в доме его в Верхней Аутке. Это было весной 1904 года. Чехов был тяжело болен: «В комнате Антона Павловича все было чисто, прибрано, светло и просто. Немножко , как у больных, пахло креозотом. На столе стоял календарь и веером вставленные в особую подставку много фотографий – портреты артистов и знакомых. На стене были тоже развешаны фотографии – тоже портреты, и среди них – Толстого, Михайловского, Суворина, Левитана.
Чтобы немножко развлечь Антона Павловича, Коровин в это посещение показал написанные в Крыму картины , это были ночью спящие большие корабли. Он попросил оставить их у себя – «Оставьте… Я еще хочу посмотреть их, один ...» Антон Павлович собирался ехать в Москву. Я не советовал делать ему этого, он выглядел совсем больным и сипло кашлял. За обедом он говорил мне:
- Отчего вы не пьете вино? Если бы я был здоров, я бы пил… Я так люблю вино…
На нем лежала печать болезни и грусти. Я сказал ему. Что хочу купить в Крыму маленький кусочек земли и построить себе здесь мастерскую. Но не в Ялте, а где-нибудь около:
- Маша, - сказал он сестре, - знаешь, что отдадим ему свой участок… Хотите в Гурзуфе, у самых скал… Я там жил два года, у самого моря… Слушай, Маша, я подарю эту землю Константину Алексеевичу… Хотите? Только там море очень шумит, вечно… Хотите? И там есть маленький домик. Я буду рад, что вы возьмете его…
Я поблагодарил Антона Павловича, но и я у самого моря не смог бы жить – я не могу спать так близко, от него у меня всегда сердцебиение. Это была последняя встреча Коровина с Чеховым. Все-таки Коровин построил себе мастерскую из окна которой был виден домик у скалы, где когда-то жил А.П. Чехов. Этот домик он часто изображал на своих картинах, он передавал настроение далекого края, и море шумело около бедного домика, где жила душа великого писателя, плохо понятого своим временем.
Одним из самых замечательнейших современников А.П. Чехова был художник Валентин Александрович Серов. Чехов с большой теплотой относился к Серову, тот же, по словам Н. Ульянова, обожал А.П. Чехова.
Творческое наследие В.А. Серова принадлежит к высшим достижениям отечественной культуры. Его творчество поражает богатством и разнообразием художественных решений, способностью художника одинаково глубоко проникнуть в душу человека и сущность социальных явлений, найти специфические средства выражения для воплощения индивидуальности конкретного человека и поэзии мифа.
В суровой простоте пейзажей Серова угадывается целый мир чувств, думы о родной стране, о судьбах крестьянства, сыновья любовь художника к русской земле. Стиль этих пейзажей близок чеховской сжатой прозе, с одной – двумя характерными деталями, с ярко выраженным настроением, которое определяет цветовую гамму, ее основной тон.
Чрезвычайно значительно и многообразно портретное наследие Серова. Серов создал уникальную галерею образов своих современников. Немногим посчастливилось видеться с Чеховым, общаться с ним в последние нелегкие годы жизни: все ближе подступала болезнь, изнуряла, не давала порой работать. Валентин Александрович Серов был как раз одним из немногих, кому посчастливилось не только видеть, но и рисовать Антона Павловича в последние годы жизни.
Писатель и художник познакомились осенью 1900 г. В основе их взаимной симпатии лежала общность взглядов на искусство. Много сходного было и в самих натурах Чехова и Серова: немногословие, сдержанность, простота в обращении, тонкий юмор. Антон Павлович с любовью относился к Серову.
Шаляпин тоже находил много общего в характерах обоих. Вспоминая о Валентине Александровиче, он говорил, что тот «более всего ненавидел пошлость, остро чувствуя все ее разновидности, чем бы они ни были прикрыты. Органически не выносил пошлости в жизни и искусстве». Разве все это в полной мере не относится к Чехову?
Правдивость в искусстве – главное в творчестве двух великих мастеров. Интересно, что даже в газетах того времени можно было прочитать следующее: «Всегда молчаливый, открывающийся только в интимной компании, всегда застенчиво стоящий в стороне, всегда скромный и серьезный, он (Серов) очень походил на Чехова… И в манере наблюдать, манере подходить к натуре между Серовым и Чеховым так много общего».
Желание писать портрет Антона Павловича было для художника вполне естественным, ведь он всегда чувствовал внутреннюю близость писателя. Начиная обычно работу над портретом, Серов, как правило, долго «обхаживал» свою модель, наблюдая ее в различных условиях – дома, в концерте, на улице. В случае же с Чеховым художник сразу принимается за работу, понимая, что ее нужно начинать немедленно (здоровье Чехова ухудшалось с каждым днем). Валентин Александрович договаривается о сеансах и вручает визитную карточку, указывая на ней свой адрес. Однако ухудшавшееся самочувствие помешало Антону Павловичу посетить художника. «Многоуважаемый Валентин Александрович – пишет он Серову, - все эти дни мне очень нездоровится, голова болит очень, и поэтому до сих пор я не был у Вас! Если я теперь, в ноябре, не сумею побывать у Вас, то не разрешите ли вы мне побывать у Вас весной, в начале апреля, когда я, по всей вероятности, опять буду в Москве? И тогда я Вам отдам сколько угодно времени, хотя бы три недели. Желаю Вам всего хорошего. Очень рад, что судьба доставила мне случай познакомиться с Вами – это было моим давнишним желанием».
Серову очень не хотелось откладывать сеансы до весны. Получив письмо Чехова, он решает немедленно отправиться к больному писателю сделать с него хотя бы беглую зарисовку. Предварительно он посылает Чехову свою визитную карточку с припиской: «Многоуважаемый Антон Павлович. Получил я Ваше письмо и решил просто с карандашом и бумагой прийти завтра к 10 часам утра, быть может, Вы сможете уделить мне часа полтора». Однако этот сеанс либо не состоялся, либо не дал желаемых результатов: потребовались дополнительные, которые из-за занятости Серова и плохого самочувствия Чехова были нерегулярными. «Чехов неуловим» – писал Серов.
Антон Павлович почти все дни хворал, а, поправившись, в первых числах декабря уехал из Москвы. Продолжить работу над портретом художнику удалось, по свидетельству Марии Павловны Чеховой, лишь весной следующего 1901 года, когда Антон Павлович после заграничного путешествия и пребывания в Ялте, снова приехал в Москву.
Несмотря на то, что и на этот раз он плохо себя чувствовал, Чехов сдержал данное Серову слово и стал позировать. Сеансы проходили в гостинице "Дрезден" на Тверской улице, где обычно останавливался писатель. Из-за того, что он пробыл в Москве всего около двух недель, Серов не мог и помышлять о большом портрете, а начал акварельный рисунок, который не успел закончить. В мае Антон Павлович уехал из Москвы. И только в следующем, 1902 году, художник опять вернулся к нему. И хотя Серов так и не успел написать большого законченного портрета, его рисунок остался все же лучшим по умению заглянуть в глубины чеховской души.
«Чехов» Серова на первый взгляд представляется мало похожим: слегка одутловатое лицо, не совсем аккуратно причесанные волосы, не идеально повязанный галстук и свисающее на тесемке пенсне мешают видеть привычного нам Чехова, который, как известно, восхищал подтянутостью и изяществом манер.
Не зная Серова, можно было бы упрекнуть его в том, что он не позаботился о том, чтобы приглушить эти черты, появившиеся в облике Чехова из-за обострившихся в эти дни сеансов болезни. Но дело в том, что художник никогда не грешил против истины в своих портретах, никогда не старался «пригладить» в угоду заказчикам или зрителям. И в этой работе он остался самим собой, ничего не желая «приглаживать» в облике больного Чехова. В мягких, и в то же время волевых очертаниях рта, в морщинках усталого лица Антона Павловича художник увидел уравновешенное самообладание, способность противостоять трудностям – качества, которые Чехов приобрел ценой долголетней внутренней борьбы с самим собой. Несмотря на подчеркнутую близость, глаза Антона Павловича излучают мысль и где-то в глубине таится обаятельная чеховская улыбка. Серову, как никому другому из писавших Чехова, удалось передать то «чрезвычайно русское», что так пленяло в нем и Толстого, и Короленко, и Куприна.
Составила: Т. Ю. Новоселова, ведущий методист
ЦГПБ имени А. П. Чехова
